Всем стоять на Занзибаре (сборник)
Шрифт:
— Вам не следует искать ее здесь.
— Почему же?
— Потому что… Потому что я побывал на Хайраксе. А вы — когда вы там были? Шестьдесят лет назад?
— А, Хайракс… — мягко ответил Чарт. — Да, многие считают то выступление моим шедевром. Но понимаете ли, я не могу довольствоваться прежними заслугами. По мне, каждое новое свершение должно превосходить предыдущие.
— Пусть оно состоится где-нибудь еще, — настойчиво сказал доктор. — Вы приносите хаос на планеты, заселенные людьми, и мы не вправе рисковать благополучием чужой расы.
Лицо
— С каких пор планета Иан стала вашей собственностью? Я прибыл сюда не затем, чтобы вести дебаты с доктором Лемом или иным землянином. Я намерен поставить спектакль для ианцев, и дело касается только их.
Лем сидел очень тихо. Он знал, какое решение примут ианцы — Старейшина Кейдад уже говорил с ним, просил поддержки. Вопреки всему, вопреки всякой логике, не только ианская молодежь, восхищающаяся землянами, но и влиятельные, консервативные старцы хотели, чтобы Грегори Чарт устроил представление на их планете.
Возможно, грохот, который почудился Лему, все-таки не был всепланетным крушением. Только разрушением луны.
VIII
После долгого молчания Лем сказал:
— Значит, в конце концов вы не устояли перед соблазном сыграть роль бога, не так ли?
Сначала показалось, что ему удалось вывести Чарта из себя: тот подался вперед, к стенке шара; голова и плечи деформировались, снова стали огромными, лоб чудовищно распух, как у эмбриона, и навис над маленьким ротиком. Он сразу взял себя в руки, но Лем понял, что нащупал его слабое место, и решил при случае этим воспользоваться.
— Сыграть роль бога? — переспросил Чарт. — Почтенный доктор, от такого человека, как вы, я ожидал большей проницательности. Кажется, вы психолог? Тогда вам следовало бы понять, какого сорта мое честолюбие. Я никоим образом не страдаю мегаломанией. Я стремлюсь, скажем так, к полной реализации своих способностей и сделал почти все, что хотел. Об этом уже говорилось. Остается очень мало пространства для новых свершений.
— То есть, вы успели надоесть своим зрителям? Или у вас появились талантливые подражатели и заняли ваше место? — спросил доктор, стараясь говорить саркастически, чтобы больнее ударить по самолюбию Марта.
Бесполезно — тот возразил со смехом:
— Вы слишком давно живете среди ианцев, уважаемый. Мне говорили, что они фантастически вежливые и миролюбивые создания. Вы просто забыли, что такое — бить наотмашь. Угадал? Правда, меня очень трудно зацепить… Тем не менее я опровергну ваши предположения — это упростит дело. Во-первых, никакие подражатели не «занимали моего места». Им до меня далеко. Зрителям я отнюдь не наскучил: меня приглашали, как минимум, по одному разу все планеты, заселенные людьми, и каждая просила повторить представление — включая Хайракс, о котором вы упомянули.
— Не могу в это поверить, — отозвался Лем.
— Вот как? А, понятно… — Чарт потер подбородок чудовищно искаженной рукой. — Полагаю, вы там были после моего визита?
—
— И до того не бывали? Лем покачал головой.
— Так я и думал. При Кузинах было мало шансов посетить эту планету. — Чарт экспансивно взмахнул рукой. — Я вам скажу, что там было, когда я туда прилетел: дьявольская тирания, она оправдывала себя тем, что обеспечивала «безопасность» и «спокойствие». Все мужчины, женщины, дети были скованы незримыми кандалами, они были собственностью Илайеса Кузина — словно заклеймлены, как скот, раскаленным железом. Так это или не так?
— Желаете сказать, что вы действовали во имя свободы, не преследуя личных интересов? — с деланной насмешкой спросил доктор.
— Ну нет! Народ Хайракса мне заплатил, причем сумма была согласована с Кузинами до последнего гроша. Люди выжали из них деньги — сообразили, что настало их время — столько веков их грабили правители!
— Если вы так гордитесь своей освободительной миссией, то почему бы ее не повторить? Назову вам с полдюжины планет, ситуация на которых…
— Я же сказал: это не по мне. Я никогда не повторяюсь, слышите? Оставляю это глупцам-подражателям. Я, Грегори Чарт, творю! — он откинул голову и воздел сжатые кулаки.
Доктор смотрел на него и думал: «Это самый опасный человек во всей галактике».
— Здесь вы не найдете того, что вам нужно, — внезапно сказал он. — Здесь древний мир. На Иане нельзя творить, можно только…
— Копировать? — тихо подсказал Чарт.
— Не решался употребить это слово.
Опять наступило молчание. Затем Чарт заговорил, не глядя на Лема:
— Не исключаю, что в некотором смысле вы правы. Но! Это сообщает мне новый стимул. Я выступал на многих планетах, заселенных людьми. Но что делать теперь? Я не развалина. Лета мои преклонны, не скрою, но вот здесь, — он сделал указательный жест, — под черепом мечутся идеи, рвутся наружу, словно дикие звери. Я могу придать солнечной короне странные и чудесные очертания, творить поэмы в плазме солнца. Но для кого?! Кто может оценить творения такого уровня? Не ставить же спектакли для самого себя и бессловесных зрителей на иных звездах! Может быть, мне стоит собрать звезды в новое созвездие? Можно сделать и это. Но зачем? Оставить после себя памятник, новое созвездие или дать свое имя забытой богом планете? Не желаю памятников! Я художник, слышите? Мне нужна аудитория — самая чувствительная, самая разборчивая и отзывчивая! Но я уже покорил всех зрителей, кроме…
— Кроме инопланетян, — закончил за него Лем. Доктора пробирала дрожь.
— Именно. — Чарт воодушевился. — Никогда не выступал перед инопланетной аудиторией. Но думаю и верю, что и она станет моей.
— Папа! Дай на секунду бинокс, — попросил Джузеппе. — Взглянуть на Врата, они опять пришли в действие.
Дуччи рывком повернулся, сам посмотрел на Врата в бинокс и загремел:
— Ну-ка! Быстро туда… Diavolo! Слишком поздно! Ты же сказал, что задержал его на много часов, этого мехрепортера!