Всемирная история в анекдотах

Кривин Феликс Давидович

Надо сохранить Бастилию! Надо сохранить насилие в цивилизованных формах!

А для этого прошу: верните меня во Францию! Обменяйте меня на Пугачева или на Ивана Болотникова, чтобы я мог спокойно жить у себя в Бастилии и способствовать ее сохранению для блага свободного французского народа.

Ваш покорный зек № 0081/0034 (фамилию забыл).

P.S. А супруга Вашего Эмиль-Яна можно при случае обменять на Вашингтона. Америка ведь не Франция и тем более не Россия, Америка выкрутится.

Листовка,

расклеенная по всему Парижу

Граждане! Французы! Братья и сестры!

К вам обращаюсь я, друзья мои! Вы меня не узнали? Это же я, ваш король Людовик Пятнадцатый! Вот это радость, не правда ли? Вам сказали, что я умер, а я, получается, жив. На престоле уже сидит мой внук Людовик Шестнадцатый, а я всенародно заявляю: ему еще рано там сидеть, пусть сначала сам станет дедушкой.

Не верьте моему внуку, граждане французы, это неудачный внук, и когда-нибудь ему еще отрубят голову!

А пока я, ваш король Людовик Пятнадцатый, иду на Париж!

Превратим монархию в республику!

Превратим республику в империю!

Превратим империю… ну, это мы после решим, во что.

Ваш король, но не в этом дело.

Ваш друг и соотечественник

Людовик Пятнадцатый

(Лже! — Прим. департамента полиции).

Любимец короля

После коронации Людовик Шестнадцатый проезжал с женой Марией-Антуанеттой по улицам Парижа, и на одной из улиц их приветствовали ученики школы имени Людовика Великого.

С приветствием к первой чете Франции обратился первый ученик школы, который говорил об огромной любви к лучшему другу французских детей, о том, что когда они вырастут, то все как один отдадут свои жизни благородному делу абсолютной монархии.

Король был растроган. Королева была растрогана. Король слушал и кивал головой. И королева тоже кивала головой.

Потом король спросил:

— Как зовут этого прелестного мальчика?

— Максимилиан Робеспьер.

Отличная фамилия

В масонском клубе Дантона познакомили с молодым ученым. Тихий такой человек, интеллигентный и на чем-то сосредоточенный.

— Познакомьтесь, Дантон: это Гильотен.

— О, Гильотен! Отличная фамилия! И чем же вы занимаетесь, Гильотен?

— Изобретаю гильотину.

Гражданин Эгалите и другие граждане

Филипп Эгалите боролся за революцию, но прошлое у него было довольно контрреволюционным. В прошлом он был герцог Орлеанский, кузен казненного

короля. Революция об этом забыла, но потом вспомнила и проголосовала за смерть уже не герцога Орлеанского, а гражданина Эгалите. Гражданина Равенство.

Он взял себе фамилию Равенство, чтобы ничем не выделяться среди революционных граждан. И за казнь короля голосовал, чтоб не выделяться среди тех, кто голосовал.

Какая нелепая фамилия — Равенство! Равным можно быть чему угодно, даже нулю. Особенно в революции, где видны только орущие рты, как будто нули требуют для себя более высокого цифрового значения.

В толпе у подножья эшафота Филипп Эгалите узнает старого вора Либерте, которого революция выпустила на свободу. В честь свободы он и взял себе фамилию Либерте.

Эгалите, Либерте… Не хватает третьего.

Но он где-то здесь, этот третий. У него довольно темное прошлое, но настоящее — на ярком свету, а это значит, что он тоже взойдет на эшафот, потому что никакого Братства не будет.

Свободы — не будет.

Равенства — не будет.

Братства — не будет.

Все они взойдут на эшафот.

Все, кто высвечен революцией. Все, кто голосует в Конвенте.

Они думают, что отдают голоса. А они отдают — головы.

Кто раньше вышел из дворянства

До революции Робеспьер именовался де Робеспьер, поскольку до революции он принадлежал к дворянству. А Дантон не принадлежал к дворянству, хотя ему очень хотелось. Он говорил, что дворянство — это самое драгоценное достояние.

И что же Дантон придумал? Он слегка отдалил от своей фамилии букву «Д» и стал именоваться Д' Антон. Дворянин Антон.

Долго не мог забыть Робеспьер Дантону, что тот так просто вошел в дворянство. Отделил одну букву от фамилии — и он уже дворянин.

Но зато когда наступила революция, Дантон моментально вышел из дворянства. Вернул букву на прежнее место — и у него с дворянами ничего общего.

А Робеспьер вышел не сразу, только через год. И всякий раз, когда заходил разговор о том, кто раньше вышел из дворянства, Дантон делал шаг вперед, а Робеспьер отводил глаза в сторону. И, конечно, он не мог забыть Дантону, что тот раньше него вышел из дворянства. И стал понемногу забывать лишь тогда, когда Дантону отрубили голову.

Но забыл это совершенно и окончательно лишь после того, как отрубили голову ему самому.

Державин

Солдат по имени Гаврила и по фамилии Державин влюбился в гордую царицу, да и замужнюю к тому ж. Влюбляться было бы не нужно, учтя устав солдатской службы: солдат ведь присягал престолу, а там сидел царицын муж.

Чтоб верность сохранить престолу, пришлось согнать оттуда мужа и посадить взамен царицу. Солдат был в этом деле тверд.