Всемирный, глобальный, надвигающийся (сборник)
Шрифт:
– Я не знаю, что такое электроды и уравнения, но, скорее всего, это ужасно, – согласился Том.
– Нет, в чём-то я им благодарен, – философски заметил Фёдор и ковырнул ботиночком серый песок. – Мы стали крупнее, умнее, верхние конечности наши стали хватательными. Одним словом, опыты были успешными – новая разумная раса оказалась пригодной для длительных полётов, а главное, как не крути, мы были землянами – по языку и культуре.
Люди брали две пары наших сородичей, сажали их в гигантский пустой космический корабль и отправляли колонизировать планеты. В этих кораблях было только самое необходимое – оранжереи для
– А что же люди? – спросил таракан.
– На Марсе, Венере, и спутниках их оказалось, в конце концов, совсем немного. Они были лишь в планетарных администрациях, ведь перевозка людей значительно сложнее. Так или иначе, мы построили всю инфраструктуру обширных купольных колоний, готовя плацдарм для земной экспансии.
Том забрался по кочке повыше, погрыз лист лишайника, и спросил землянина:
– Не хочешь ли ты сказать, что вы были рабами землян-людей?
– Ох, не только рабами! Они даже ели нас! Употребляли в пищу. А мы их не могли есть в ответ, ведь мы – не плотоядные.
– Это ужасно, – грустно опустил усы таракан. – А чем же вы питались?
Фёдор достал из кармана своего странного скафандра продолговатый красный предмет:
– Вот этим. Эта пища составляла весь рацион космических первопроходцев, её выращивали в специальном отсеке.
Таракан понюхал земную пищу и помотал головой:
– Ты сказал вначале, что потом приключилась война. Но всё же я не пойму, зачем было платить за независимость колоний такой ценой?
– Да, нас стало слишком много, и в той войне люди перебили всех моих сородичей на Земле. Зато тридцать миллиардов моих собратьев остались свободными от людей на Венере, Марсе и крупных спутниках, получив возможность осваивать дальний космос. Мой звездолёт «Потомство-13» был одним из последних, отправленных на покорение далёких систем с Земли. Все остальные обнаруженные планеты в ближнем радиусе к тому времени были давно населены новыми венерианцами и марсианами, а люди-земляне решили после той войны не использовать моих собратьев для освоения космоса.
Таракан бешено задёргал усиками:
– Хочешь сказать, ваш корабль был отправлен, чтобы покорить нашу планету?
– Вынужден признаться, это так, – опустил голову Фёдор. – Но никто не мог предположить, что здесь существует цивилизация, к тому же такая развитая. Ох, если бы ты знал, чего стоил нам этот полёт…
Космонавт погрузился в воспоминания. Перед глазами замелькали картинки из прошлого, вспомнились старые образы.
…Духота и давка. Запах сотен тысяч потных, спрессованных тел с грязным, свалявшимся мехом, придавленных друг к другу. Их корабль летит по просторам Млечного Пути уже двадцать восемь земных лет – слишком долгий срок для жизни пассажиров, слишком много, чтобы остановить рост рождаемости.
Фёдор никогда не видел Земли, как и других планет своей системы. Он был космонавтом в пятнадцатом или двадцатом поколении – его родили где-то там, наверху всей этой толпы, куда вытаскивали беременных самок. Там же, в верхних отсеках, Фёдору и пятерым сородичам из его помёта вкололи прививки и «прошили» программу, минимальный запас знаний
Будучи от рождения существом робким и несмелым, космонавт выжил лишь благодаря крепкому здоровью и почтительному отношению к окружающим. Сородичи-пассажиры, оказывавшиеся рядом с ним в толпе, обычно не обижали тихого Фёдора и, как это положено, регулярно передавали ему скудный провиант. Не будь в нём таких качеств, естественный отбор безжалостно выкинул бы его из замкнутой экосистемы корабля.
Лишь редкие минуты любви к случайной соплеменнице вносили разнообразие в жизнь робкого Фёдора. Но как мало их было, по сравнению с месяцами скучного полёта, кажущегося бессмысленным! Опаснее всего для любого астронавта считалось оказаться придавленным к иллюминатору. В такие минуты Фёдор оказывался абсолютно беззащитен сзади: непонятно было, кто там, друг или враг. Ужас читался на его расплющенной пушистой мордочке, страх перед неизвестностью и бесконечным простором Вселенной охватывал всё его естество.
В такие мгновения Фёдор ощущал себя всего лишь маленьким ушастым питомцем, жестоко прижатым безликой толпой сородичей к толстому стеклу. И, глядя глазами-бусинками в пустоту, он молился тогда, молился Великой Крольчихе, прося уничтожить этот чёртов корабль со всеми его пассажирами…
– Хм, а ваша пища очень даже ничего, – сказал Том, и Фёдор испуганно вздрогнул – как-никак, это было напоминанием о родине. – Ты говоришь, одному тебе удалось добраться до спасательной капсулы, когда наши орбитальные станции открыли по звездолёту огонь?
– Да, я выжил один, – дрогнувшим голосом сказал кролик-астронавт, с опаской глядя на то, как представитель местной цивилизации бегает по земной еде.
– По правде сказать, мне и так известно всё, о чём ты мне рассказывал. Мы способны проникать в разум и считывать воспоминания напрямую.
Космический кролик приуныл.
– Но тогда зачем же ты вёл всю эту беседу?
– Твой рассказ транслируется через мой мозг всем моим сородичам. Это так интересно…
Фёдор опустил уши. Его снова обманули. Инсект впился челюстями в оранжевую мякоть овоща и спросил:
– Мы все не поняли одного. И что же дальше? Что ты будешь делать на нашей планете?
Ушастый землянин поднялся с кочки и, оторвав взгляд от усатого приятеля, посмотрел на горизонт. На востоке, над серыми прериями появились пыльные облака. До Фёдора донёсся шум турбинных двигателей – кто-то летел над поверхностью этой негостеприимной планеты, летел к последнему пассажиру «Потомства-13».
– Посмотрим. По правде сказать, теперь мне уже всё равно. Об одном прошу: оставь мою морковь в покое!!
Ветер в коридоре
1
Судя по схеме, коридор вёл к базе. Или нет? На втором часу пути это оставалось неясным.
Что-то попало в глаза. Пыль какая-то… Прищурился, отвернулся от ветра, постоянно дувшего навстречу, вытер слезу и снова пошёл в неизвестность.
Вроде бы прошло, но глаза чешутся.
Правый глаз чешется к деньгам. Или к радости – по-разному говорят. Левый – к слезам, или к выпивке.
Следовательно, если два глаза чешутся одновременно, то по всей логике скоро будет смех сквозь слёзы и выпивка нахаляву.