Всемирный следопыт, 1928 № 08

Кораблев Евгений

Я никогда не забуду ночь на 12 сентября. Я присутствовал при одном из самых красивых зрелищ, виденных мною в полярных странах. Небо было ясно. Сияющий месяц серебрил окрестность. Там и сям бродили по льду белые медведи. Одновременно с лунным светом мы любовались и великолепным северным сиянием.

Мы стояли на палубе и наслаждались чудесной ночью. Вдруг раздался треск с пути, проложенного динамитом. Вскоре показались большие трещины, и прочный ледяной покров разломался на части. Мы не стали терять времени и поскорее вышли в открытое море.

Экипаж состоял из десяти человек. Один из матросов,

Тессем, страдал хронической головной болью и очень хотел уехать домой. В этом не было ничего удивительного, так как мы находились в пути уже целый год и все еще не достигли места, откуда должна была начаться настоящая экспедиция. Нам оставалось проделать несколько сот миль на восток, прежде чем мы могли войти в течение, которое повлекло бы нас на север и далее — через полюс.

Поэтому я без колебаний отпустил его, а также и Кнудсена, пожелавшего сопровождать Тессема. Я даже радовался возможности послать с ними письмо. Путь, который им предстояло проделать, казался нам нетрудным. До острова Диксона им нужно было пройти около 800 километров — гораздо более короткое расстояние, чем то, которое прошел я от острова Гершиль до форта Эгберт и обратно. Кроме того, они были обеспечены всем необходимым.

Когда мы отчалили, они весело кивали нам на прощание. Мы отвечали на их приветствия, в полной уверенности, что, вернувшись в Осло, снова увидимся с ними. Но судьба судила иначе. Одного нашли мертвым у острова Диксона, а другой пропал бесследно. Бедные ребята! Они оба были отважными и верными товарищами, и о их гибели мы все очень грустили…

_{Когда мы отчалили, Тессем и Кнудсен весело кивали нам на прощанье…}

22 сентября, уже за Ново-Сибирскими островами мы опять натолкнулись на скопления льда и, решив, что безнадежно пытаться пройти дальше, прикрепили судно к краю льда, а сами стали определять силу и направление течения. Оно оказалось быстрым и шло к югу. Это означало, что нас неизбежно прибьет к суше. Мы решили воспользоваться первой же возможностью и стать под защиту мыса Челюскина, но нам не повезло, и мы доплыли лишь до островка Айона [13] ). Тут мы на 50 метров врезались в лед и снова стали готовиться зимовать.

13

Айон — остров в Чаунской губе.

Вскоре на острове показались чукчи-коренные жители Сибири. У них мы приобрели необходимых на зиму оленей. Чукчи, вероятно, того же происхождения, что и эскимосы в Гренландии и на американском побережье, но язык их не похож на эскимосский.

Доктор Свердруп, ученый член нашей экспедиции, так заинтересовался чукчами и их бытом, что, примкнув к одному из племен, ездил с ним на юг Сибири, где и провел всю зиму. В мае он вернулся обратно.

В июле, как только взломался лед, мы отправились в Ном [14] ).

Необходимо было произвести починки и кое-чем запастись. Кроме того, мы знали, что течение, которое могло повлечь нас на север, находилось лишь за Беринговым проливом.

14

Ном — порт Аляски в Беринговом проливе,

В Номе четыре члена нашей экспедиции покинули нас, и экипаж «Мод» сократился до четырех человек: остались— Свердруп, Вистинг, Оленкин и я. Может быть, было неосторожно пускаться в открытое море на большом судне с таким маленьким экипажем, но все мы были люди бывалые, и никто из нас не страшился будущего, каким бы оно ни оказалось. Когда мы огибали мыс Чердзе-Камень, нас прижало к берегу скоплением берегового льда. Это заставило нас там зимовать. Но как только лед тронулся, мы опять очутились на свободе, и хорошо выстроенная «Мод» при этом нисколько не пострадала.

Всю зиму в трех юртах по соседству с нами жили чукчи. Мы очень подружились с этими людьми, и они привязались к нам. Мы. ждали весны и оттепели, чтобы довести «Мод» до Ситтля и там сдать ее в починку. Я пришел к убеждению в необходимости увеличить экипаж и спросил чукчей, не согласились ли бы они последовать за нами.

Ответ чукчей меня глубоко тронул:

— Куда ты пойдешь — туда и мы пойдем. Что ты захочешь — то мы сделаем… и только, если ты захочешь, чтобы мы самих себя убили, мы этого не сделаем…

Чукчи плавали с нами больше года, и все это время были отличными работниками и верными друзьями. Они никогда не жаловались и всегда были спокойны. Когда же мы приехали в Ситтль, мне пришлось отпустить их домой: они, не могли перенести городской жизни… Из Ситтля шел пароход, который согласился ссадить их у берегов Сибири… Но вернемся назад, к мысу Чердзе-Камень. Когда я выбрал пять чукчей, которые должны были поехать с нами, посредник, помогавший вести переговоры, забраковал одного из них по имени Какот. По его мнению, он выглядел как-то странно и вообще никуда не годился. Я с ним не согласился и взял чукча. Какот, действительно, всегда казался печальным.

Однажды Какот пришел ко мне и стал, просить позволения отлучиться на некоторое время. Когда я спросил, зачем, он объяснил мне, что ему нужно сходить на север: там, на расстоянии нескольких дней пути от нас, жила у него маленькая дочка, и ему хотелось перед отъездом навестить ее. Жена его умерла, и девочка воспитывалась у двоюродного, брата Какота, обещавшего обращаться с ней как с родной. До Какота дошли слухи, что в племени, среди. которого жила его дочь, начался голод, и он боялся за ребенка.

Я поверил чукчу, тем более, что в тот год вдоль берега было мало дичи. Остановка у мыса Чердзе-Камень была большим подспорьем для тамошних туземцев, с которыми мы делились провиантом.

Я отпустил Какота, и он тотчас же исчез. Но когда он не вернулся к тому сроку, к какому обещал, я призадумался. Впрочем, я не заподозрел его в обмане, и был. награжден за свое доверие: через три дня, в. сумерках, поднимаясь на палубу, я наткнулся на Какота.

— Где ребенок? — спросил я.

Он указал на меховой сверток у барьера.