Всемирный следопыт, 1929 № 06
Шрифт:
Но Маракот только пожал плечами.
Я долго не мог успокоиться. Наши колпаки не пропускали звуков, а между тем мы слышали звук, подобный громкому смеху. В чем же дело? Галлюцинация? Но слышали все трое.
Я не выдержал и заговорил об этом с Билем. Не так упорно, как я, но он тоже думал о происхождении звука, строил самые фантастические гипотезы и тут же разрушал их. Мы решили взять в работу профессора и поставить вопрос ребром.
Так мы и сделали. Маракот улыбнулся.
— Я не исследовал этого дела, — ответил он, — и не могу дать вам точного и исчерпывающего ответа. Каково может быть происхождение звука?.. Вам не приходилось во время путешествия по дну касаться колпаком какого-либо твердого предмета? В этом случае
— Но все трое, сразу…
— Верно. Но главное, что говорит против этого предположения, это характер звука. Получился бы звук удара, но не смех. Самое вероятное предположение таково: звук издал какой-то прибор, подобный колоколу, созывающему атлантов в случае опасности. Ведь колокол передает звуковые вибрации сквозь звуконепроницаемый колпак. Изобретенье такого аппарата сделано не нашими хозяевами, а их отдаленными предками в период постройки города. Почему бы в зданиях не могли быть установлены такие приборы — хотя бы для предупреждения хозяев о вторжении посторонних, — и один из них в черном дворце не мог случайно притти в действие от нашего прикосновения к приемнику сигнализации? Что касается тембра звука, то это вопрос длины его эфирной волны, частоты колебаний. Наконец этот звук могло издать какое-нибудь морское создание, неизвестное нам. Разве наша наука, которая частенько бродит в потемках, знает что-нибудь о распространении колебаний порядка радиоволн? Вы, Биль, хорошо знаете технику радио, а сможете ли вы объяснить мне кратко и ясно принцип передачи волн на расстояние?
— Хм… волны — это…
— Не пытайтесь. Я тоже не могу. Да и никто пока не может… Научная мысль работает неустанно, вырывая у природы ее тайны, но много еще остается неизведанных уголков в природе.
— А как вы думаете, раскроют когда-нибудь все тайны? — спросил Биль.
Маракот пожал плечами и усмехнулся:
— Мы-то с вами не доживем до этого времени. Эти дни, друзья мои, я размышлял над легендой о Владыке Темного Лица. Должен вас огорчить, выводы совсем не так любопытны. Повторение легенды о вечной борьбе добра и зла. Владыка Темного Лица — воплощение зла. Строитель Храма Безопасности — доброе начало. Возможно, что существование того и другого — не миф. Между двумя сильными атлантами — политиком и ученым, велась борьба. Ученый, предвидя гибель Атлантиды, создал убежище для спасения своих сторонников. На протяжении веков оба противника превратились в символы добра и зла, и потомки атлантов, обязанных жизнью строителю, символизирующему добро, суеверно боятся черного дворца, где жил Владыка Черного Лица, символ зла. Вообще все религии и верования имеют общий базис, и, зная кое-что в этой области, не трудно разгадать причины ужаса атлантов перед черным дворцом.
— Почему вы не объясните этого атлантам? — спросил я.
— Они не поймут. — просто ответил Маракот. — Мир абстракции для них почти не существует. Пусть себе верят.
* * *
Таков был финал нашего приключения во дворце из черного мрамора. Через некоторое время Биль придумал способ сношения с землею, и мы выплыли на поверхность моря.
Доктор Маракот поговаривает о возвращении к атлантам. У него остались какие-то неясности в одном чрезвычайно важном для него вопросе по ихтиологии, и ему во что бы то ни стало нужны дополнительные данные.
Сканлэн, как я слышал, женился на той самой девушке из Филадельфии, о которой вздыхал на дне океана, выдвинулся по службе, работает главным мастером у Меррибенкса и не собирается пускаться в новые авантюры.
А я… океан подарил мне такую жемчужину, что искать мне больше решительно нечего.
Галлерея колониальных народов мира
МАСАИ
(К
Карта распространения вакамба и масаев.
Если мы будем продвигаться из страны кафров на север, то по восточному побережью Африки мы встретимся с другим языковым и расовым типом, и чем далее на север, тем интенсивнее будет он проявляться.
Это группа так называемых хамитических народов тянется по востоку Африки с севера племена бишари или беджа и гадендоа), широкой волной заливает весь Сомалийский полуостров (народности сомали, данакаль, фульбе), Абиссинию (к хамитическим языкам здесь относится язык галла) и узким клином вторгается далеко на юг, в область Великих Озер. Здесь хамитические народы встречаются с массивом негрских племен банту.
По авторитетному мнению многих ученых, хамитическая волна заходила на юг и много дальше.
Готтентоты, своеобразная народность в южной оконечности Африки (Южно-Африканский Союз, Капская колония), во многих отношениях близкая к бушменам (физический тип, щелкающие звуки в языке и пр.), рассматриваются как результат смешения древних насельников южной Африки — бушменов с хамитами.
Можно указать и на оригинальную гипотезу известного немецкого антрополога проф. Лушана, который считает бушменскую «живопись на скалах» наследием хамитов юга Африки.
Хамиты проникли на юг Африки бесспорно с севера, где хамитические языки, перемежаясь с семитическими, занимают значительную территорию. К западным хамитическим языкам относились берберские языки населения Марокко и Алжира (кабилы), которое в настоящее время сильно арабизировано (то-есть говорит на семитских языках), языки туарегов, староегипетский и др.
Хамитам многие приписывают принесение на восток Африки скотоводства, которое, как мы знаем в настоящее время составляет основу хозяйства и юго-восточных кафрских народов.
Выше уже указывалось на то, что хамитические народы в своем проникновении на юг столкнулись с народами банту. В области Великих Озер мы имеем ряд смешанных групп, как например масаи, смешанная негрско-хамитическая народность. Масаи раньше обитали в Абиссинии и вероятно лишь в XVIII веке, как воинственная скотоводческая группа, проникли в степи к юго-востоку от озера Виктории. Здесь с ни составляли господствующий по отношению к своим соседям, неграм банту, слой до 1891 года, когда эпизоотия[16]) уничтожила их стада, и они принуждены были перейти отчасти к первобытному земледелию, теряя черты своего древнего скотоводческого быта.
И в настоящее время можно заметить большие различия при сравнении отдельных групп масаев, в первую очередь— разницу между земледельцами и скотоводами. Резкое отличие видно тут хотя бы в формах жилищ. Жилище масаев-земледельцев — цилиндрическая хижина с конической крышей из растительных материалов, как и у их соседей банту; у скотоводов мы встречаемся с особым типом хижин «тэмбе». Это оригинальные ящикообразные строения из деревянного остова, обмазанного глиной, которые располагаются на манер кафрских краалей — вокруг внутреннего двора для скота. Двор-крепость — сооружение, необходимое здесь, в области, где военные набеги, передвижения народов, смена племенных объединений — обычные явления.