Всемирный следопыт 1929 № 09

Журнал Всемирный следопыт

Чернокожий бой поспешил объяснить сержанту, кто такой Уппа и каковы его привычки. Неожиданно пьяница пришел в хорошее настроение. Вероятно его тронуло, что у животного одни с ним вкусы.

— Ах ты дирижабль этакий! — воскликнул он, вскакивая на ноги. — Чорт возьми! Я еще никогда не видал пьяных слонов… Ну, иди, иди поближе, старина! Выпьем с тобой за твои джунгли.

Несмотря на то, что у охотника был грубый сиплый голос, Уппа приблизился к нему и робко с просительным хрюканьем поднял хобот. Глаза его блестели мольбой и надеждой.

Развеселившийся

сержант потребовал ведро и наполнил его шампанским, ликерами, джином, подсластив эту смесь несколькими бутылками лимонада.

Уппа осушил ведро одним духом.

— Клянусь всеми вырванными у твоих братьев клыками, — завопил в восторге сержант, — никогда не буду больше вас стрелять! Если бы я только знал, какие выпивахи бывают среди слонов!.. Вот продам клыки, куплю сладкой водки, напою все джунгли — и слонов, и чернокожих. Пусть все знают Гаспара Грюо!..

В благодарность за угощение Уппа проделал все свои фокусы и медленно побрел прочь от клуба. Вслед ему гремел хриплый хохот африканского героя.

VII. Туша на рельсах.

Ночь, густая и ароматная, как старое вино, затопила город и предместья. От реки тянул свежий ветер, пальмы сухо, металлически шелестели; изредка всхлипывала пароходная сирена, покрывая гулы города.

Долго бродил Уппа, пошатываясь и спотыкаясь, по опустевшим рынкам и улицам. С пьяных глаз он никак не мог найти дорогу в загон. Миновав пристань, он забрел на товарную станцию, опрокинул несколько ящиков, разрушил какие-то перегородки и вышел на железнодорожную линию. Поездов до утра не предвиделось, и сторожа мирно храпели в своих будках. Линия была пуста. Редкие фонари скупо мерцали. Тускло отсвечивали стальные ленты рельс. Кое-где чернели одинокие силуэты товарных вагонов.

Уппа вяло брел вдоль полотна. Внезапно резкий порыв ветра ударил по насыпи. Низкие тяжелые тучи разразились тропическим ливнем.

Косые струи яростно хлестали слона. Рельсы, насыпь, фонари, вагоны — все пропало. Ткнувшись в телеграфный столб, Уппа рухнул на полотно. Сознание его потухало. Вытянув хобот, он лежал на боку под лавинами воды. Темная туша бугром поднималась над рельсами. Вода ручьями сбегала с головы и собиралась лужицей в глубокой впадине на боку. Уппа был похож на исполинскую черепаху, распластавшуюся на прибрежном песке.

Он спал глубоким сладким сном. Ему снилось, что он наелся доотвала. Брюхо его так набито, что он не в силах подняться с земли. Но к чему подниматься? Опять шататься по городу, выпрашивая у белых сладкую воду? Нет, ему больше не нужны люди. Он поглотил такое количество травы, плодов, сочных побегов, сладких корней, что теперь уже никогда не будет голоден. Теперь он нежится в теплом болоте. Рядом с ним его мать. Она хочет вымыть своего слоненка и щедро поливает его из хобота болотной водой. И не только мать с ним. Вот одна за другой от зеленой завесы джунглей отрываются исполинские фигуры — это слоны его племени. Они радостно приветствуют его. Стадо все растет, окружая Уппу живой стеной. Бессчетное множество хоботов

ритмически опускаются и подымаются, поливая разгоряченные бока Уппы каскадами воды.

Тысячи ног, массивных как стволы двадцатилетних деревьев, топчутся в болоте. Слоны исполняют древний священный танец вокруг своего повелителя. Грозные трубные рокоты разносятся над джунглями.

Уппе хочется принять участие в пляске сородичей. Он пытается подняться на ноги, вытянуть хобот, зычно затрубить, как трубят все кругом, слиться с общим торжественным ритмом. Но ноги подламываются под ним, он слишком наелся, слишком отяжелел. Он стал таким грузным, что земля больше его не держит, и он погружается в нее все глубже и глубже. Жидкая золотистая грязь уже прикрывает ему бедра. Еще немного — и он захлебнется…

Но нет: стадо стоит на страже своего вождя. Слоны-братья не дадут ему погибнуть. Они волнуются, радостный клич сменяется криками страха. Они тянут Уппу за ноги, за хвост, за хобот, за уши.

Внезапно старый самец-исполин, споткнувшись, падает на него. Уппа задыхается под его тяжестью. Глаза застилает туман, и сердце сжимается предсмертной тоской. Он пытается спихнуть с себя давящую тушу, но она не поддается. И вдруг слон вонзает бивни в грудь Уппе, где-то совсем близко от сердца. Уппа хочет закричать, широко разевает пасть и… слышит запах винного перегара.

— На помощь! Спасите! — вопит Уппа.

Но что это? Стадо пришло в неистовство. Потрясая хоботом, слоны разбегаются во все стороны. Уппа с ужасом постигает смысл их гневного вопля:

— От него пахнет человеком! Он забыл заветы джунглей! Он стал рабом белых врагов! Его дыханье отравлено смертью!..

В то же мгновение трясина смыкается над головой Уппы. И это уже нестрашно. Уппа доверчиво погружается в ее мягкие глуби, словно в постель из трав, словно в тень листвы родных джунглей.

На мгновенье он ощущает свое тело. Оно странно неподвижно и стало воздушно легким, как те голубые дымки, которые он видел на заре над лесной рекой.

Еще миг — и он не ощущает уже ничего.

Все кончено…

* * *

На следующий день, часов в восемь утра пассажирский поезд, подходивший к городу, был задержан стрелочником. Поднялась тревога. Солдаты поездной охраны, схватив ружья, выскочили на полотно и застыли в изумлении перед громадным трупом слона, перегородившим путь.

— Ну и история! Дернуло же его притащиться из джунглей на полотно и здесь издохнуть! — дивились солдаты.

— Недурно бы попользоваться клыками, — заметил кто-то.

Вооружившись веревками, солдаты начали стаскивать тушу с путей в канаву.

На фоне жгуче синего неба над трупом лесного великана роилась стая птиц. Коршуны и марабу кричали радостно и жадно:

— Сколько тут мяса!.. Тут для всех нас хватит еды!..

Наконец туша была убрана. Поезд сопя и фыркая, двинулся дальше, и птицы приступили к погребальному пиршеству…