Всесокрушающий неотразимый удар в голову

Серийный убийца пятидесяти человек, бродячий мастер меча Миямото Мусаси, был тяжело пьян и блевал. Блевал, перегнувшись через борт лодки, прямо в холодную речную воду.

Лодочник на корме терпеливо ожидал завершения его утреннего моциона.

— Меч! Где мой меч? — страшно удивился Мусаси, бросив поливать реку теплым саке и схватив пустоту над ножнами.

— Ты его пропил, — равнодушно ответил лодочник.

— Когда это?

— Еще в публичном доме. В котором я тебя подобрал.

—

Надо же, — Мусаси оттер лицо рукавом. — Ничего не помню.

— Это мелочь, — лодочник сосредоточенно соскребал ногтем заусенец с пальца. — У тебя поединок через час. Даже, не представляю, как ты на этот раз выкрутишься.

— Чего? — Мусаси страшно удивился. — Кто это меня вызвал?

— Сасаки «Ласточка» Кодзиро.

— Кто-кто?

Лодочник терпеливо вздохнул:

— Сасаки Кодзиро. Мастер Цубамэгаэси. Филигранная техника безупречной смерти. Собственная школа, покровительство князя, много учеников. Тебе конец.

Лодочник, стоя в полный рост на корме, глядел в даль из под соломенной шляпы и качая веслом толкал лодку вперед, в утренний туман.

— Ничего не помню, — Мусаси привалился спиной к борту и тяжело задумался. — А! Это, тот надутый поганец, который трижды отвергал мой вызов? Он что, вызвал меня сам?

— Ну, не всякий решится задрать кимоно жене мастера меча, чтобы оценить белизну ее ножек, — скривился лодочник. Сквозь дыры в соломенной шляпе на его лицо падали пятна туманного света. — Я вообще удивлен, как это он тебя на месте не прирезал, а вызвал на остров, как достойного. Наверное, опасается слухов, что струсил, раз решился убить тебя только вусмерть пьяного.

— Я приставал к его жене?

— Ага. В магазине шелков.

Мусаси, ухмыляясь, развалился на плоском дне лодки и раскинул руки на низкие борта.

— А я хорош! — довольно заключил он, глядя в светлеющее небо. — Уже месяц пропиваю здесь все. Все до меча. А этот небожитель не изволил меня замечать. Значит, он меня таки вызвал… Совершенно ничего не помню, но славно, славно… Слушай, как там тебя? У тебя тут выпить, есть чего?

— Вон, вода в тыкве…

— Вода?- недовольно протянул Мусаси. Скривился, но подобрав флягу из тыквы, вынул пробку и вылил воду себе на голову.

— Фу-у-у, полегчало… Это саке здорово дало мне в голову.

Лодочник качнул шляпой:

— Смотри, чтоб Кодзиро, не оказался следующим, кто тебе в нее даст…

Мусаси только скривился в ответ.

Морщась от головной боли, он пытался лечь поудобнее: вытащил из-под себя спутанный ком пенькового каната, затем стоптанную соломенную сандалию, обломок весла. Наконец, свободно развалился на дне лодки вдоль борта. Глядя на найденное весло, задумался. Тяжело сел, скрестив ноги, взял весло, оценил длину и направление волокон, вынул из ножен короткий меч и снял лезвием с весла длинную стружку.

— За весло заплатишь, — буркнул лодочник, глядя вдаль.

— Как только меч выкуплю.

— Ага. Давай-давай…

• • •

Сасаки

«Ласточка» Кодзиро ждал, когда прибудет противник. Он коротал время в обществе друзей и начинал проявлять нетерпение. Он уже повязал лоб белой повязкой, подвязал лентами рукава и штанины, трижды обошел поляну в кустарнике избранную для боя.

— Ну? Где же он? — наконец, вслух спросил Кодзиро.

— Это грубый и неотесанный мужлан, Сасаки, — ответили ему. — Не стоит ждать его вовремя. Но, стоит подождать, чтобы покончить с его выходками навсегда.

— Я согласен, друзья мои. Я, конечно, согласен, — Кодзиро был спокоен и совершенно неумолимо готов убивать. — Вы расставили копейщиков? Лучники за деревьями? Все на местах? Все готовы? Что ж, я уверен, что стоит ему появиться, живым мы его уже не выпустим. Мы затравим его как животное.

— Кодзиро, друг мой! Вы все же совершенно не беспокоитесь о своей репутации!

— Победа все извинит, друг мой. Победа, есть победа…

• • •

— Чего ты там стругаешь? — спросил лодочник.

— Секрет.

— Да уж, секрет. Ты искренне надеешься одолеть мастера Кодзиро этим обрубком? Слышал я, что ты ненормальный…

— А ты нахал, братец, — Мусаси уставился на лодочника. — Не боишься, что до острова я уже один доплыву?

— Ха! Я не в твоем вкусе.

— Это точно. А, чего это ты, так во мне не уверен?

— Кодзиро, очень хорош, — ответил лодочник. — Он сам разработал свою лучшую технику и до сих пор был, непобедим.

— Не он первый таким был, не он последний будет…

— Я не думаю, что он тебя пощадит. Даже если ты явишься на бой пьяный и безоружный.

— У Сасаки железное нутро, а? Нравится он мне. Все больше и больше.

— Мне ясно, что ты нарываешься, — лодочник посмотрел на Мусаси сверху вниз. — Но зачем?

— Послушай, лодочник. Я лезу в бой не потому, что страх пропил и смерти не боюсь. Есть кое-что пострашнее… Я в тупике. Уже давно. Когда-то, я хотел завоевать себе место под солнцем. Потом, стать величайшим мечником. А теперь, я боюсь, что жил зря. Сражался и убивал ни к чему. Зачем я еще жив? Что я должен сделать? Для чего я узнал мой неотразимый удар? Что это значит? Зачем я побеждаю?

Мусаси вздохнул и потер ладонями лицо:

— Поэтому, я лезу в драку с каждым, кто меч из ножен может вынуть. Надеюсь, что двухсотый или трехсотый, что-то успеет мне сказать. Только, они слишком быстро умирают, и я ничего не успеваю понять.

— Ты обманщик и злодей, Мусаси. Тебе наплевать на условности. На простейшую вежливость. Ты не следишь за собой. Ты зарос, небрит и грязен, на тебя отвратительно смотреть. Ты не знаешь пути и потому Кодзиро тебя повергнет. Есть идеал воина, которого ты не знаешь, есть правила благородного боя, которым, в отличии от тебя, он следует.