Всевеликое войско Донское
Шрифт:
Большевики снова вошли в Кисловодск и жестоко расправились с офицерами. Тогда от их руки погиб и Рузский, один из главных виновников отречения царя и начала русской революции.
«Мне отмщение и Аз воздам!..»
Покровский и Шкуро нравились кубанцам. Они отвечали и духу Добровольческой армии – духу партизанскому.
По мере освобождения Кубанского войска от большевиков число кубанцев увеличивалось, и они преобладали над добровольцами. Ко времени прибытия союзников, то есть к ноябрю 1918 года, в Добровольческой армии считалось 351/2 тысячи кубанцев и 71/2 тысячи добровольцев. Не было прежних вождей Добровольческой армии.
Убит был и красиво, истинным героем умер генерал С. Л. Марков. 12 июня в одном из первых боев Добровольческой армии после отдыха на Дону в станице Мечетинской «предводительствуемые генералом Марковым части 1-й пехотной дивизии после упорного боя овладели мостом и станцией Шаблиевка. Задача, поставленная дивизией, составлявшей левый фланг Добровольческой
Был ранен в ногу и умер от заражения крови в ростовском госпитале другой герой – рыцарь Добровольческой армии – Дроздовский.
Генерал Деникин становился одиноким. Покровский, Шкуро, новая знаменитость – генерал из рядовых казаков, окончивший всего учебную команду военного времени, Павличенко не могли быть ему ни советниками, ни помощниками, они сами нуждались в советах и руководстве, а генерал Деникин все более удалялся от армии и углублялся в политику.
В Новочеркасске политике не было места. Донской атаман определенно отмежевался от политики и искал только работников. Его кабинет управляющих отделами был совершенно пестрый. В нем были кадеты, были монархисты, управляющим отделом народного просвещения был левый социалист-революционер, почти большевик. Атаман одинаково разрешал собрания эсеров, кадетов и монархистов и одинаково их прикрывал, как только они выходили за рамки болтовни и пытались вмешаться во внутренние дела Войска. На Дону одновременно с эсеровской газетой «Приазовский край» выходил монархический «Часовой». На Дону разрешалось работать, но воспрещалось мешать работе других. «Общественные деятели», если они не были у дела, на Дону не ценились. С Дона был выслан М. В. Родзянко, и на Дону дали понять А. И. Гучкову, что ему делать там нечего.
Все это собралось теперь в Екатеринодаре. Генерал Деникин оказался в центре самых сложных и запутанных политических интриг. Он поставил на своем знамени «Единую и Неделимую Россию», и все то, что не совпадало с этим, было ему ненавистно, и он враждебно к этому относился.
Скоропадский был изменником, изменниками были все украинцы, а с ними вместе изменниками были и руководители Рады – Быч, Рябовол, П. Л. Макаренко и все те, которые мечтали о федерации.
Как-то, несколько позднее, генерал Деникин был на большом официальном обеде у кубанского атамана в его дворце. Над дворцом, подобно тому, как это было на Дону, реял свой кубанский национальный флаг. Атаман сидел на первом месте, Деникин на втором. Это его оскорбило и взорвало. Когда дошло дело до речей, он сказал почти буквально следующее:
– Недавно над этим дворцом развевалось красное знамя и под ним во дворце сидела разная сволочь. Теперь над дворцом развевается знамя иных цветов и сидят иные, прочие люди. Я жду, когда над этим дворцом взовьется флаг Единой Великой России! За Единую, Неделимую Россию, ура!..
Заслуги кубанцев в боях и на походе затирались. В донесениях о них умалчивали или ставили на втором месте. Природные кубанские казаки, за исключением Шкуро, Улагая и Павличенко, не занимали видных мест. В штабе Деникина кубанцев не было, а генералы русской службы Май-Маевский, барон Врангель, Эрдели, Покровский выдвигались на видные места. Это злило кубанцев.
К Дону отношение было сдержанное. На него тоже смотрели, как на неблагодарного сына и стремились прибрать к рукам. В это время известным поэтом-сатириком Мятлевым в Киеве было написано следующее остроумное стихотворение, рисующее положение Юга России к прибытию союзников:
Не поется мне и не пишется,День-деньской в ушах моих слышится:«Ах ты, Русь моя, Русь родимая,Ты единая, неделимая!..»Из хохлов создав чудом нацию,Пан Павло кроит федерацию,«Ах ты, Русь моя…» и т. д.Атаман Краснов подпевает в тон:Будет тихий Дон, наш казачий Дон.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.И журчит Кубань водам Терека:Я республика, как Америка.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.И друг друга злей и нелепее,Палачи галдят на Совдепии.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.И лихой моряк, и большой смельчакНа Сибири сел адмирал Колчак.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.И в Уфе эсер речью пылкоюВозрождает край учредилкою.«Ах ты, Русь моя…» и т. д.ВыезжаетПока дела Германии были хороши и все снабжение шло в Добровольческую армию из Украины через Дон, отношения Деникина к атаману были холодные, но сдержанные. Не желая оставить никаких следов о том, что Добровольческая армия получала патроны и снаряды от немцев, генерал Деникин не требовал письменно или через свой штаб нужного ему снаряжения, но к атаману или к командующему Донской армией прибывали из Добровольческой армии частные люди (инженер Кригер-Войновский и др.) или кто-либо из «общественных деятелей» и рассказывал о тяжелом положении добровольцев, о том, что у них не хватает ни патронов, ни снарядов и что им необходимо послать столько-то того-то или того-то. Или об этом передавал представитель Донского войска при Добровольческой армии генерал от кавалерии Смагин, и Донское войско, если только имело просимое, сейчас же, иногда в ущерб своим частям, отправляло транспорты добровольцам. Отношения между обеими армиями были вначале дружные, но равные. Дон не считал себя подчиненным генералу Деникину, и генерал Деникин, избегая прямых сношений с Доном, считал Дон независимым от себя.
Как только стало известно о победе союзников и о близкой перемене «ориентации», Добровольческая армия стала требовать от Дона все ей необходимое.
19 октября генерал Лукомский писал атаману: «Представитель артиллерийской части Всевеликого войска Донского на Украине, генерал-майор барон Майдель довел до сведения главного начальника снабжения Добровольческой армии, что Украина может уступить Дону 640 пулеметов „Льюиса“ и 30 миллионов патронов к ним, 20 тысяч ручных гранат, около 10 миллионов 3-линейных патронов россыпью и 100–200 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов.
Ввиду острой нужды в предметах артиллерийского снаряжения обращаюсь к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшею просьбою, не признаете ли возможным уделить Добровольческой армии часть из указанных запасов или оказать Ваше содействие к получению армией от Украины, под видом снабжения Дона, следующих предметов артиллерийского довольствия: 1)100 пулеметов „Льюиса“ и 5 миллионов патронов к ним; 2)10 тысяч ручных гранат; 3)5 миллионов ружейных патронов россыпью; 4)75 тысяч 3-дюймовых пушечных патронов, из них 25 тысяч шрапнелей и 50 тысяч гранат, по возможности французских; 5)горных 5 тысяч, из них 2 тысячи шрапнелей и 3 тысячи гранат; 6)48-линейных – 5 тысяч, из них 500 шрапнелей и 4500 бомб с зарядами; 7)6-дюймовых – 3 тысячи бомб. О последующем прошу Вас не отказать уведомить меня…» [31]
31
письмо атаману начальника военного и морского отделов Добровольческой армии от 19 октября 1918 г. № 48
Атаман не мог исполнить в полной мере этой просьбы Добровольческой армии, потому что он сам ничего из обещанного не получил. Способ требования через него запасов от Украины, нежелание Добровольческой армии сноситься непосредственно с гетманом, ее брезгливость к гетману и немцам и вследствие этого выставление атамана каким-то посредником, наконец, та властная, обособленная политика, которую вел Деникин, все это огорчало и возмущало атамана. 13 октября он в длинном письме на имя генерала Смагина высказывал свои соображения по этому поводу.