ВШ 3
Шрифт:
— Так у него сегодня педсовет, — громко сказал с места Воронов.
— Ах да, я и забыла…
Она приложила ладонь ко лбу, только уже к своему, и немного виновато произнесла:
— Очень жаль, что такое вообще имело место быть. Садись, оценку пока ставить не буду, учитывая твоё состояние.
Вот так я и дотянул до педсовета. В актовый зал я пришёл не сразу после четвёртой пары, а чуть погодя — в сортире стоял напротив зеркала с отслоенной эмалью по краям и пялился на своё отражение. Представлял, как я буду выглядеть на аутодафе, выпячивал грудь, вскидывал подбородок, и всё это казалось мне глупым и смешным. В итоге просто умылся холодной
— А вот и Варченко! Проходи, нечего в дверях стоять, ты же у нас сегодня звезда. Сказавшая это с изрядной долей сарказма Фролова сегодня была одета как никогда консервативно — юбка и пиджак с белоснежной сорочкой, хотя наличие короткого галстука почему-то заставило меня подумать о БДСМ-вечеринке, на которую так тоже вполне можно было бы одеться.
Сидевший в «президиуме» вместе с Фроловой и завучем Бузов смущённо кашлянул. Пока я шёл по проходу в сторону сцены, ловил на себе в основном сочувствующие взгляды. Здесь собрались преподаватели в полном составе, включая Верочку, и комсорги всех групп с трёх курсов. Эх, привык я на сцене стоять с гитарой перед микрофоном, а теперь придётся отдуваться за свои «хвосты» и, так сказать, хамство в адрес учителя.
Коромысло был здесь же, сидел в первом ряду и поглядывал на меня с плохо скрываемой радостью. Как же мне в этот момент хотелось взять его за шиворот и выбросить в окно… Видно, он прочитал в моём взгляде то, о чём я подумал, и кривая ухмылка медленно сползла с его лица.
— Товарищи!
Галина Анатольевна, в отличие от недавней свадьбы одетая в строгий юбочный костюм тёмного цвета, встала и обвела присутствующих суровым взглядом. Я увидел, как сидевший во втором ряду Серёга Стрючков съёжился, стараясь словно бы слиться со своим креслом.
— Товарищи, сегодня на заседании педагогического совета и комсомольского актива училища одна повестка: учёба и поведение студента II курса Варченко Максима. Все мы знаем его как незаурядную и разностороннюю личность. Варченко помимо учёбы успевает заниматься музыкой, достаточно сказать, что его «Гимн железнодорожников» стал официальным гимном Министерства путей сообщения. Успевает наш студент и побеждать на ринге, только недавно мы его поздравляли с победой на чемпионате Европы.
Первенстве Европы, мысленно поправил я завуча, до чемпионата мне ещё года три расти.
— И самое главное, — продолжала та, — Варченко успевает писать книги. Наверное, из присутствующих в этом зале нет человека, который не читал бы опубликованную в журнале «Юность» повесть нашего ученика под названием «Остаться в живых».
Блин, роман! Роман, а не повесть! Хотя в данный момент это не играет никакой роли.
— А вот что касается учёбы и поведения, тут у Варченко, оказывается, имеются серьезные недостатки. Особенно это касается такого предмета, как «Обществоведение». Предлагаю дать слово товарищу Коромысло.
«Общественник» поднялся и бодро просеменил на сцену, встав метрах в полутора от меня. Соблюдает социальную дистанцию, хмыкнул я про себя, вспомнив, что в момент моей смерти в мире бушевала коронавирусная пандемия.
Коромысло натянул на свою физиономию скорбное выражение, будто ему самому было крайне неприятно меня обличать. Вот только хищный блеск в глазах выдавал, что стоявший рядом
— Товарищи, мне трудно это говорить, но на этой неделе случилось событие, которое не лезет ни в какие рамки. На уроке «Обществоведения» я заметил, что, в то время, как все слушают преподавателя, Варченко занимается какими-то своими делами. А именно что-то записывает в общую тетрадь. И ладно бы конспектировал мои тезисы, учитывая, что по моему предмету он далеко не отличник. Последний раз, будучи вызванным к доске, он с огромным трудом выдавил из себя общую информацию о «Апрельских тезисах». Но этот молодой человек писал что-то для себя. Подойдя к нему, я попросил эту тетрадь, на что Варченко ответил мне грубым отказом. А после этого выхватил у меня указку и… Мне больно это вспоминать — он замахнулся на меня!
— Постойте, постойте…
— Варченко, тебе слова не давали, — всколыхнулась за столом завуч.
— Вы извините, Галина Анатольевна, но я просто обязан внести ясность в контексте изложения товарищем Коромысло произошедшего на его уроке, — твёрдо заявил я. — Да, Владлен Эдуардович попросил у меня тетрадь, но разве фраза «Извините, эта тетрадь для меня очень важна, я вам её не отдам» звучит как грубый отказ? И только после того, как товарищ Коромысло замахнулся на меня своей указкой с явным намерением ударить, я всего лишь выхватил её у него из рук. Да и то вернул спустя насколько секунд, когда понял, что педагог вряд ли после этого снова попробует меня ударить. А что мне оставалось делать? Подставлять спину? Вон у Чарыкова до сих пор ноготь слазит после того, как товарищ Коромысло врезал ему указкой. Вообще, кто ему позволил применять рукоприкладство? Это не только непедагогично, это противозаконно, в конце концов.
В зале повисла мёртвая тишина, нарушаемая лишь шарканьем метлы за окном: наверное, это завхоз сметал опавшую листву в кучу, чтобы после студенты набили ею мешки и загрузили их в машину.
— Хм, — откашлялась завуч, — Варченко, кто может подтвердить ваши слова?
— Так весь класс видел. Вон, Сергей Стрючков, например.
Серёга съёжился ещё больше, однако нашёл в себе силы подняться.
— Да, Галина Анатольевна, так всё и было, как говорит Максим.
— Да они сговорились, — прошипел Коромысло. — Решили поквитаться со мной.
— Поквитаться с вами многие хотели бы, — сказал я, — особенно те, кого вы отходили указкой и называли дебилами и олигофренами. А в своих словах я могу поклясться хоть на Библии, хоть на красном знамени с ликом Вождя, — пожал я плечами.
— Так, ну ты это, не перебарщивай, — подал голос Степаныч.
— Ну а как мне ещё доказать мою правоту?
— Варченко, а что это за тетрадка? Что ты там вообще писал? — спросила Галина Анатольевна.
— Да я её всё время с собой ношу, записываю разные пришедшие в голову мысли относительно своих книг. Вот и тогда на уроке «Обществоведения» со мной случилось откровение, и я тут же, пока не забыл, решил это законспектировать.
— То есть перемены дождаться было нельзя?
— Говорю же, боялся забыть.
Тут я слегка преувеличил, если уж мне в голову что-то засело, его оттуда вилами не выковырять. Просто решил воспользоваться моментом, по-быстрому записать мыслишку, а оно вон как получилось.
— Однако это тебя не оправдывает, — продолжала завуч. — На уроке надо заниматься предметом, а не посторонними делами… Может, кто-то из педагогов захочет выступить?
Преподаватели стали переглядываться, потом руку поднял физрук.