Вскрытие показало...
Шрифт:
Предметные стекла с мазками, которые нашел Винго, были не из дела Лори Петерсен. Просто не могли быть из ее дела.
По застывшему лицу Бетти я поняла, что она тоже встревожена и изо всех сил старается это скрыть.
Я покачала головой.
Бетти нехотя признала:
– Да, эти мазки явно не из дела Лори Петерсен. Конечно, я постараюсь их классифицировать. Проверю, присутствуют ли тельца Барра.
– Бетти... – Я сделала вдох.
Бетти продолжала, стараясь меня подбодрить:
– Слизь, которую я отделила от спермы преступника, принадлежит
– Вопрос уже поднимали, – произнесла я совершенно убитым голосом.
Адвокаты будут в восторге. Они просто запрыгают до потолка от счастья. Им удастся заставить присяжных усомниться в том, что пробы, кроме проб крови, принадлежат Лори Петерсен. Присяжные станут гадать, а те ли анализы были отправлены в Нью-Йорк на выявление ДНК. Как доказать, что анализы взяты именно с тела Лори Петерсен?
Срывающимся голосом я произнесла:
– Бетти, к нам в тот день поступило шесть трупов. У трех я брала те же пробы, что с тела Лори Петерсен, потому что они тоже подверглись сексуальному насилию.
– Все три – женщины?
– Да, – проговорила я едва слышно, – женщины.
В память мне врезались слова Билла, произнесенные в среду вечером, – он был тогда подавлен, да и алкоголь развязал ему язык. Как будут вестись эти дела, если меня обвинят в распространении секретной информации? Под вопросом окажется не только дело Лори Петерсен, но и дела Бренды Степп, Пэтти Льюис и Сесиль Тайлер. Меня загнали в угол, не оставили ни единой лазейки. Что же мне, делать вид, что никакого конверта не было? Он был и означал только одно: я не могла под присягой подтвердить, что цепочка улик не нарушена.
Поезд ушел. Я не смогу снова взять пробы, начать сначала. Анализы уже переданы в лабораторию в Нью-Йорк. Забальзамированное тело Лори Петерсен похоронили во вторник. Об эксгумации нечего и думать – толку от нее не будет, наоборот, она вызовет нежелательный интерес общественности. Люди захотят узнать, почему мертвую не оставляют в покое.
Мы с Бетти одновременно повернулись к двери как раз в тот момент, когда на пороге появился Марино.
– Мне тут кое-что пришло в голову. – Марино помолчал. Лицо у него было мрачное, он переводил глаза с предметных стекол на фильтр.
Я смотрела на Марино остановившимся взглядом.
– Я передал конверт Вандеру. Может, вы оставили конверт в морозильнике. Хотя... Может, и не вы.
Не успела я сообразить, к чему клонит Марино, как мой собственный мозг подбросил страшную догадку.
– Не я? Кто-то другой?
Марино пожал плечами:
– Я просто хотел сказать, что не следует исключать эту возможность.
– Но кто?
– Понятия не имею.
– И как такое могло случиться? Получается, кто угодно может зайти в анатомичку и влезть в морозильник! И ярлык был приклеен...
Ярлыки! Вот она, зацепка! Ярлыки, которые я не заполнила! Они же были в конверте с пробами с тела Лори Петерсен! А кроме меня, в конверт могли заглянуть только три
Когда эта тройка в понедельник вечером выходила из моего офиса, главная дверь была заперта на цепь. Всем троим пришлось идти через морг. Первыми ушли Эмберги и Таннер, Билл немного задержался.
Анатомичка была на замке, а морозильник – нет. Нам приходилось оставлять его незапертым, чтобы похоронные бюро и бригады спасателей могли привозить и забирать тела в нерабочие часы. В морозильник вели две двери: одна открывалась в коридор, другая – в анатомичку. Неужели Эмберги, Таннер или Билл из морозильника проник в анатомичку? Там на ближайшей к входу полке хранились улики, в том числе пробы. У Винго полки всегда были плотно заставлены.
Я позвонила Розе и велела ей отпереть ящик моего стола и открыть дело Лори Петерсен.
– Там в папке должны быть ярлыки, – сказала я.
Пока Роза искала папку, я напрягала память. Должно было остаться шесть, максимум семь ярлыков – не потому, что я взяла мало проб, а потому, что распечатала вдвое больше ярлыков. Должны были остаться ярлыки с надписями "сердце", "легкие", "почки" и другие органы. И еще один – для описания повреждений, заметных невооруженным глазом.
– Доктор Скарпетта, ярлыки на месте, – раздался в трубке голос Розы.
– Сколько штук?
– Сейчас посмотрю. Пять.
– С какими надписями?
– "Сердце", "легкие", "селезенка", "желчный пузырь" и "печень".
– И все?
– Все.
– Роза, а вы уверены, что там нет ярлыка "повреждения, заметные невооруженным глазом"?
Пауза.
– Уверена. Тут только пять ярлыков.
– Раз вы приклеили ярлык "повреждения", значит, на нем должны быть ваши отпечатки, – произнес Марино.
– Только если Кей была без перчаток, – вмешалась Бетти, с тревогой наблюдавшая за происходящим.
– Я обычно снимаю перчатки, чтобы наклеить ярлыки, – пробормотала я, – ведь перчатки в крови.
– Хорошо, – мягко продолжал Марино. – Вы, значит, перчатки сняли, а Динго не снял...
– Винго, – перебила я. – Его зовут Винго.
– Какая разница. – Марино собрался уходить. – Фишка в том, что вы трогали ярлык голыми руками – значит, на нем должны быть ваши отпечатки. – Уже из коридора Марино добавил: – А вот больше ничьих отпечатков быть не должно.
Глава 10
Больше ничьих и не было. Из всех отпечатков, что обнаружились на конверте, идентифицировать удалось только одни – мои собственные.
Правда, нашлось еще несколько пятен – и нечто настолько неожиданное, что я на секунду забыла, зачем вообще пришла к Вандеру.
Вандер направил на конверт луч лазера – и картон засветился, как ночное небо.
– Чтоб мне провалиться, – пробормотал Вандер третий раз подряд.
– Чертовы "блестки" были, наверное, у меня на руках, – произнесла я с сомнением. – Винго был в перчатках, Бетти тоже...