Вскрытие покажет любовь
Шрифт:
– Знаю, мы их доставали и оттуда тоже, – произношу, как ни в чем не бывало. Реально ведь доставала. Ровняюсь с машиной, на заднее сидение бросаю сумку с вещами, – Доброе утро, Артём, – здороваюсь, забираясь в кресло. Тут же захлопываю дверь.
Паркуется он всегда рядом со мной. Не знаю уж, что он делает с соседскими авто. Спорить с этим здоровым детиной вряд ли кто-то решится. Артём делает знак, мол, нужно поговорить. Да, конечно. Обязательно.
Глядя на него, я немного выпадаю из разговора с подругой. Судя по звукам, она там давится и
– Василич, знаешь, кто ты? – голос звучит возмущённо, – Я из-за тебя блузку морковным соком залила.
– Не рассчитывай, я не настолько эрудированна, чтоб столько всего знать. Оплатить химчистку?
– Да ну тебя. Чем дальше, тем больше вопросов. Откуда ты колеса доставала? И что у тебя там Артём делает? Мы же договорились.
– Ректально доставали, естественно. Из желудка, из кишечника… ну это при вскрытии уже, правда…
– Тормози-тормози, – перебивает нагло. – Артём у тебя?
– На улице он, я как раз в машину сажусь. Наташ, – начинаю говорить быстрее, чтоб у неё не было возможности снова завести шарманку. – Я сегодня на вскрытиях. Без вариантов, и не одно. Могу вечером задержаться. Но всё равно буду обязательно, – не вижу её, но знаю отлично. – Работа есть работа. Тебе ли не знать.
– Понимаю, – слышу её почти что унылый голос. – Люблю тебя, милая.
Глава 12
– Детка, чего ты зависла? Давно красоты такой не видала? – подшучивает коллега.
Обычно эвисцерация производит на меня яркое впечатление. Первые годы я людей по внутренним органам запоминала, в особенности по их отклонениям. Сейчас же перед глазами Артём. Стоит, опершись на моё авто, и что-то беззвучно шепчет, а может, и со звуком, музыка же орёт. Я не слышу, по губам читать не умею, но в его глазах всё читается лучше некуда. Резко отворачиваюсь, сжимаю руль и смотрю на свои колени. Это пытка какая-то. Он ведь знает, что больно обоим. Я больше так не хочу. Отпусти меня, пожалуйста. Давай в этот раз навсегда. Проходить эту агонию несколько раз за год просто нереально. Сил больше нет. Вытираю щеки тыльной стороной ладони. Ну за что мне это позорище? Ещё и при нём. «Пожалуйста,» – шепчу одними губами, удерживая зрительный контакт. Артём понимает, убирает руки с крыши и делает шаг назад. Этого достаточно, чтобы смыться как можно быстрей.
Такая эмоциональная зависимость – не любовь, а болезнь. Болеть я не хочу. Надоело. Хочется снова той беззаботности, что была без него. Второй раз женившись несколько месяцев назад, просто добил. Моя фантомная боль.
– Печуньчик просто прекрасна, Прелесть моя, – говорю, чудно улыбаясь, слегка высовывая край языка. Медвежонок любит моё безумное альтер эго.
– Моя припевочка появилась, – смеётся. – Давай ускоряться. Зинаида Падловна пирожков напекла, нам с тобой.
– Как тебе не стыдно, а? – журю его строго. – Какая же она Падловна после этого?
– Уже третий ремонт в этом году делает, кто она? Правильно, –
– Естественно, – странные пятна на внутренних органах меня отвлекают.
– Я запомнил, только посмей меня не принять, – договаривает и тут же начинает напевать песню о вреде кислорода собственного сочинения. Он всем кажется странным. Как и я, собственно, когда прихожу в молочно-бежевом костюме с утра. Понятно же, почему мы сошлись? – Бывали ли случаи, чтоб вы, девица, женатых мужиков к себе домой ночевать пускали?
– Многократно, – усмехаюсь. – Толюшка, тебе ли не знать, что я шл… – прикусываю губу.
– Вот дурёха, прости Господи, – смеется, держа в своей лапище почку. – С грибочками, ммм? – подмигивает, слегка приподняв руку.
Делаю вид, что сдерживаю рвотный рефлекс.
– Да ну брось, нормальных тут нет.
– Я себя ненормальной не считаю, это просто призвание. Кто, кроме нас? – мне абсолютно не нравится то, что я вижу. – Толь, подойди. Его сулемой травили.
Брови коллеги ползут вверх.
– Малыш, он сюда уже с острым перитонитом спустился. Ты чего себе жизнь усложняешь. В анализах ртути не было.
– А кто-то её искал? Вообще, кроме «вскрыли и бросили», что-то делали? А, он ведь алкаш, зачем оно надо.
– Тормози, Алён. Ты сейчас мужиков обвинишь, в чём попало.
– Ты сам посмотри, какие поражения печени и лёгких.
Смотрим на мужчину с Y-образным разрезом. И видим совершенно разное.
– Перитонит на глаза.
– Скажи, что ты шутишь. Я-то его тоже вижу, но это, – указываю, – совершенно не укладывается в картину. И если печень можно опустить, то лёгкие выгоревшие. Он же мучался, блин, вдвойне. Они свежие.
Толя наклоняется и бодает меня головой, ручки-то грязные.
– Хочется тебе, укажи в заключении. Только смотри, коллеги из «Царства живых» налетят.
– Меня же мой Аид защитит?
– Естественно, Персефона, – играет бровями.
К вечеру я больше напоминаю себе богиню войны Энио. Даже цвет волосёнок совпал. После общения с доблестными (прости меня, папочка) хирургами и чуть менее доблестными представителями следственных органов… Мне просто хочется пить. Много и жадно.
Уже на парковке я понимаю, что туса у нас будет странная, я-то на девичник рассчитывала. Напиться и забыться. А тут полно левого народа, какие-то мажористого вида детишки-переростки.
– Оу, девушка, мимо не проходите, – окрикивает меня какой-то парень, когда я, «пикнув», отхожу от машины. – Я вас всю жизнь ждал, – признается так пылко, что я очень и очень не завидую его сверстницам и просто девушкам, которые любят ушами.
– Обязательно, зайка, только чуток подрасти для начала, – отвечаю, проходя мимо их спортивных тачек, голову даже не поворачиваю. В компании слышатся смешки.
– Я подрос. Услышал твой голос и сразу. Пойдём покажу, – теперь звук голоса слышится ближе.