Вслед за луной
Шрифт:
— Вы совсем не похожи на бедняка, Паэн. Он вынул плащ из седельной сумки и накинул его на плечи так, чтобы складки прикрывали видавшие виды ножны и простую самодельную рукоятку его меча.
— Никто не обратит внимания на меня, когда мы будем проезжать мимо, — сказал он. — Все будут смотреть только на вас.
Джоанна опустила глаза на свой замызганный плащ и лучшее платье служанки Урсулы, покрытое в некоторых местах крупными пятнами морской соли.
— Вряд ли они примут меня за состоятельную женщину, — грустно промолвила она.
Паэн
— Они увидят перед собой прекрасную женщину, — ответил он. — Так давайте же по крайней мере сделаем все, чтобы они не могли вспомнить при допросе ни цвета ее волос, ни дивного зеленого оттенка ее глаз.
Они не раз оставались наедине друг с другом и раньше, когда Матье занимал свой пост на некотором расстоянии от лагеря, и были совершенно одни и недосягаемы для посторонних глаз прошлой ночью, в спальне Джоанны на верхнем этаже постоялого двора. Однако они еще никогда не находились в полном одиночестве так далеко от обитаемых мест, когда рядом не было никого, даже Матье. Она могла закричать, и ни одна живая душа не откликнулась бы на ее зов. Ничто не мешало им посидеть подольше возле догоравшего костра, стараясь обрести в обществе друг друга нечто большее, чем просто тепло их тел. Никто не увидит их здесь, и никто никогда не узнает об этом.
Паэн назвал ее красавицей. Он так и сказал: когда она будет проезжать мимо, люди увидят перед собой прекрасную женщину. Джоанне достаточно было посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что он говорил это от чистого сердца.
— Джоанна… — начал Паэн.
Она опустила взгляд на свои руки, совсем недавно покрывшиеся веснушками. Тогда, на постоялом дворе, сидя в уютном свете камина в новом чистом платье, она не казалась ему красавицей. По-видимому, он надеялся таким способом отвлечь ее от их нынешнего нелегкого положения.
— Почему вы не едите хлеб? Вам придется проехать несколько миль, прежде чем мы доберемся до ближайшей деревни.
Образ комнаты на постоялом дворе и слабого света огня исчез как не бывало.
— Лучше ешьте его сами, — ответила она. — Ведь вы собираетесь идти пешком.
Паэн разбросал угольки потухшего костра и, завернув хлеб в кусок ткани, положил его в седельную сумку.
— Там, в стороне от дороги, есть ручей, — произнес он. Они вместе отвели кобылу на водопой к стремительно бегущему потоку и наполнили водой два меха, которые оставил им Матье.
Со всех сторон их окружали возделываемые земли, с садами и полями, подступавшими так близко к берегу, как только позволяла им морская соль. Миновав две деревни, они остановились наконец в рыбацком поселке, располагавшемся в небольшой бухточке рядом с широкой полосой белого песка. Джоанна надвинула на голову капюшон и отвела кобылу в буковую рощицу между деревней и морем, в то время как Паэн зашел в одну из грязных хижин на окраине поселка, чтобы купить там хлеб, яблоки и кувшин свежего молока.
— Мы
Джоанна вздрогнула.
— Я так замерзла! Лучше уж спать на постоялом дворе, полном грабителей, чем провести еще одну ночь возле большой дороги.
— То место, куда я собираюсь вас отвезти, надежнее любого постоялого двора. У тамплиеров есть своя резиденция рядом с портом, а также странноприимный дом, где разрешается жить корабельщикам и купцам, прибывшим сюда по своим делам. Джоанна покачала головой.
— Меня они не пустят. Когда я впервые прибыла в Бретань, моему кораблю из-за сильных ветров пришлось пристать к берегу довольно далеко от Динана. Несмотря на то что у тамплиеров имелся в ближайшей гавани странноприимный дом, они наотрез отказались предоставить мне ночлег.
Паэн улыбнулся:
— Черные рыцари делают вид — по крайней мере при посторонних, — что они чураются женщин и весьма умеренны за столом. Однако тем, кого они хорошо знают, они нередко оказывают вполне достойный прием за счет богатств, которые им удалось утаить от короля.
Джоанна нахмурилась.
— Я не хочу обращаться за помощью к тамплиерам. Они жестокосердны и внушают страх всем, кто имеет с ними дело.
— Да, они умеют отпугнуть посторонних, — ответил Паэн, — когда это им выгодно. Они терпят меня лишь потому, что прибегают к моей помощи всякий раз, когда им нужен лишний меч. Если я привезу вас с собой, они не причинят вам вреда, Джоанна.
Она опустила глаза на его руку, лежавшую на ее седле.
— Сколько вам было лет, Паэн, когда вы начали учиться воинскому искусству у тамплиеров?
— Двенадцать, — ответил он. — Намного старше того возраста, когда мальчиков принято отдавать на воспитание.
Только знатные семейства могли позволить себе отдавать своих отпрысков на воспитание людям, которые обучали их как мирской премудрости, так и обращению с оружием. Такая фраза из уст простого наемника звучала по меньшей мере странно.
Паэн поднял на нее глаза.
— Они хорошо ко мне относились, — добавил он. — Если бы не они, я бы мог умереть с голоду.
По-видимому, он был крестьянином по рождению — незаконным сыном какой-нибудь простолюдинки, разделившей ложе с рыцарем и давшей затем жизнь воину…
— А сколько лет было вашему брату, когда он погиб в Рошмарене?
Джоанна была настолько погружена в размышления, что не сразу расслышала его вопрос. Когда же он повторил его, она побледнела и отвернулась от его пристального взгляда.
— Ему было всего четырнадцать, но по росту он не уступал зрелому мужчине, — неохотно ответила она. — Его никто не отдавал на воспитание и не обучал воинскому ремеслу.
— Почему? Он был болезненным от природы? Усилием воли Джоанне удалось сохранить прежний спокойный тон.