Вслед за Великой Богиней (др. изд.)
Шрифт:
Искра сомнения, зароненная студенточкой, заставила вернуться к теме, которую я считал законченной. (Говорили же мне, чтобы с Ягой не связывался.)
Для сказки не существует временных и пространственных ограничений. В один миг переносит она нас со знойного Юга на холодный Север. Последуем за ней и мы.
В Вятских краях еще в начале века Яга сохраняет свое древнее имя Еги-бобо, Егибисна, Егибиха, Егибишна. В сборнике Зеленина (1915) встречается северный вариант сказки о Терешечке под названием «Ивашко и ведьма»: «…Потом приходит вот эта самая Егибиха (нечисты вот эти самые: в озерах живут, в лесах живут) и говорит: "Ванюша! Подъедь-ко ты к бережку…"» Очевидно, это более ранний вариант сказки, чем сказка о Терешечке, прошедшая литературную
Русские, пермяне и вятичи, издавна общавшиеся с коми и ходившие не единожды походами на Югру, лучше других знали их нечистых. Имя одного из главных идолов остяков — хозяина рыб или речного старика, по-хантыйски могло звучать как «ягун-ике», или «яга-ике», или «ега-иге», в зависимости от диалекта. Вспомним: «нечисты вот эти самые: в озерах живут, в лесах живут…» Хозяин рыб — болван с золотой грудью, сама Золотая Баба или весь сонм югорских демонов дали имя Бабе-Яге — мы можем только догадываться.
Подтверждение генетической близости Золотой Бабы и Бабы-Яги можно отыскать и в самих сказках. В сказке об Иване-царевиче и Белом Полянине Баба-Яга ходит на золотой ноге. Разноногость Яги как наследственный признак переходит из сказки в сказку.
В вятской сказке «Про козла»: «…Когда Иванушко воротился домой, Егибисна выскочила его встречать: одна нога г…нна, другая наземна, а у его жены одна нога серебрена была, а другая золотая…»
В других сказках у Яги нога костяная или глиняная, но никогда не хромая. Глиняная нога, по-видимому, имеет самую давнюю историю и связана в том числе с одинаковым у древних славян и угров языческим культом медведя. В некоторых славянских и древних финноугорских могильниках на территории Ярославского Поволжья неоднократно находили глиняные лапы медведя, несомненно имевшие какое-то культовое, пока не до конца известное нам значение. Дольше других культ медведя сохранялся у обских угров — хантов, называвших медведя иносказательно: иге или ике (старик), а у славян, как напоминание о забытом культе, осталась сказка о медведе на «Липовой ноге» и Яге — Глиняной ноге.
Ханты и манси шкуры медведей убитых на охоте и животных, приносимых в жертву идолам, сохраняли в специальных избушках «на курьих ножках», или развешивали поблизости от капища. У шкуры обязательно сохраняли голову и передние ноги. Вот как описывал такие места Григорий Новицкий: «…При главных же кумирах всегдашне стражи и жрецы почитаются. Чин их должности всегда быть служителем лжи. Что ближе татарских жилищ пребывают… на скверные свои жертвы употребляют лошадей. А в дальних пустынных селениях оленей наипаче приносят на жертвы… Скоро ударяют ножом в сердце, испущая кровь в блюдо, кропят сею мерзостью и жилище своя, идолам же уста помазуют, в украшение же и всегдашне воспоминание кожу с главою и ноги даже до колен заедино с кожею на древах завешут над кумирнею… Сим частым приношением в премногую внийша нищету и крайнее разорение, яко чад и жен своих продают заимодавцам своим в работу».
Картину Новицкий нарисовал впечатляющую, и нет причин сомневаться в его объективности. Черепов и костяных ног вокруг избушки на курьих ножках накапливалось предостаточно и не имеет большого значения, кого могли принять за бабу-в-яге — самого идола или шамана, его охраняющего. Нельзя не обратить внимания на трагическую связь между жертвоприношением кумиру и отдачей в неволю жены и детей жертвующего.
В сказке «Крошечка-хаврошечка» мы находим отголосок именно этого ритуала: любимую корову приносят в жертву ведьме-мачехе. Сообщение Новицкого о принесении в жертву идолу, которого мы условно именуем баба-в-яге, лошадей очень важно для нашего исследования. А. А. Потебня, считавший Ягу, Мору и Морену, олицетворяющих в славянской мифологии зиму и смерть тождественными
Допуская, что Яга могла представлять из себя идола полухристианской-полуязыческой святой Параскевы Пятницы, Потебня перекидывает мостик своих рассуждений к индийской мифологии и находит, что Яга-кобылица — мать Солнца. В мифе о браке обратившегося жеребцом Вивасвата с пытавшейся убежать от него под видом кобылицы Саранью говорится, что в результате брака у них родились близнецы: Агни (огонь) и Индра (светлое небо).
В переплетении и сходстве мифологических сюжетов севера и юга можно усмотреть как их общее индоевропейское начало, так и одинаковые закономерности и пути развития культуры.
Мы уже останавливались на том, почему женщина Яга наследует чисто мужской признак хранителя огня — она унаследовала его от иранского Прометея Йимы. (Кстати, по легенде Йиму в конце его жизни победил трехглавый дракон, а тело героя расчленили пополам. Отметим последнее обстоятельство — мы с ним еще встретимся, когда будем говорить о Яге — Костяной ноге.)
В индийской мифологии древнеиранскому Йиме соответствует его аналог (Йама) Яма, фигура сложная и мрачная. Сын Саранью и бога Солнца Вивасвата — Яма — бог смерти, владыка мертвых, повелитель ада и пожиратель трупов. По этим признакам он близкий родственник Яги, живущей на границе живого и мертвого царств.
По многим признакам сходный с иранским Йимой, индийский бог Яма, пожиратель трупов, изображался с бычьей головой и острыми зубами. За свои огромные рога Яма был удостоен титула «Яма-лунорогий». Царь мертвых Яма из древнеиндийских, ведийских времен изображался одетым в красное платье, верхом на быке, с оружием в виде дубинки и петли, в сопровождении двух больших псов. Голову Ямы увенчивала тиара из человеческих черепов.
Что и говорить, облик у царя мертвых был ужасающий, хотя происхождение он имел божественное и даже можно выразиться — блестящее.
В пуранической легенде Яма — сын Вивасвата и Саранью. У Ямы имелся брат Мина и сестра-близнец Ями. Мать Ямы покинула (а может, и умерла) своего супруга Вивасвата-Солнце, не выдержав его ослепительного блеска и детей. Воспитывала его служанка (или тень) Саварна. Мачеха обижала Яму, и тот однажды поднял на нее ногу (пнул). За это по проклятию Саварны нога у Ямы должна отпасть. Но Вивасват смягчает проклятие: нога лишь усыхает, лишившись мяса и сухожилий, а сам Яма, известный своей добродетелью, становится, по указанию Вивасвата, «локапалой» — хранителем юга и царем умерших предков {9} .
В этом мифе мы находим похожий на угорские поверья мотив: тень матери недоброжелательно относится к покинутому матерью сыну, что вообще характерно для верований уральских народов о душе-двойнике или тени покойника. Остается лишь гадать, в каком направлении путешествовала легенда о костяной ноге: с юга на север или с севера на юг и как попала она в русские и угорские сказки о Яге — Костяной ноге.
Костяную ногу Яги Пропп считает признаком ее связи с загробным миром. Но, как он сам замечает, других признаков, указывающих на то, что Яга-труп, в русских сказках нет. Им же высказано предположение, что происхождение понятия Баба-Яга связано с обрядом инициации, существовавшим в древности у многих народов. Ритуал инициации (обрезания) в эпоху первобытно-общинного строя совершался над подростками при достижении ими зрелости, позже обряд обрезания новорожденных появился у семитов и сохранился у иудеев по настоящее время.