Вслед за Великой Богиней (др. изд.)
Шрифт:
Верста третья
В стране суровой и угрюмой
…Ему открыли, чтобы он, Ермак, с товарищи, отложа всякую мнимую себе от Строгановых опасность и подозрение, надежно бы следовал к ним, и тем своим прибытием устрашил соседственных их неприятелей…
Разгоряченные рассказами летописцев о богатствах Югры и Сибири, жадные до чужих сокровищ, европейские монархи вынашивали планы по захвату новых земель, искали смельчаков, готовых отправиться в рискованные экспедиции к «странам полунощным». А уж на Руси появился такой герой, с именем, как удар меча, — Ермак. (Существует два варианта происхождения имени Ермак. Оба связаны с одеждой. Тюркское — от эрмек, «армяк» — верхняя одежда из грубой верблюжьей шерсти.
А и там, как повсюду, нет мира и согласия. Данника Москвы, князя и владыку Сибирского юрта Тайбугина Едигера умертвил шибанский царевич Кучум и сам сел на ханство. И сидел бы себе потихоньку, так нет — послал своего племянника Маметкула задирать Москву — разорять русские городки в Перми Великой. Изрядно погулял Маметкул, но от Нижне-Чусовских городков повернул назад — неспокойно и в своем ханстве: недовольные тайбугины точат ножи на хана.
Не хотят княжата-тайбугины кланяться пришлому бухарцу Кучуму, не хотят по его велению молиться пророку Мухаммеду, не почитают мулл и все норовят вернуться к своим родовым идолам, что еще сохраняются в сибирской тайге и барабинских степях. «У чужого хана и бог чужой», — говорят потомки Тайбуги и косят глазом на московскую сторону, на Белого царя, со времен Едигеровой шерти на древнюю веру не посягавшего.
В надежде укрепить свое влияние на коренное языческое население трижды призывал Кучум в свою столицу Искер мусульманских проповедников из Бухары, пытался силой принудить сибирских татар, вогулов и остяков принять ислам.
Недовольные притеснениями Кучума ждали удобного случая, чтобы расквитаться за все. Неожиданные пришельцы из России годились в союзники против засилья бухарцев.
Ермак, вступая в Сибирскую землю, меньше всего думал о религиозных разногласиях в ней. Вся Россия была представлена в его дружине: русские, чуваши, мордва, украинцы, манси, татары. Около трети составляли пленные немцы, шведы, литовцы, поляки, для которых путь на родину шел через Сибирь. Объединить их одной верой было невозможно, да и вряд ли думали отчаянные казацкие головы о спасении души, когда не жалели и жизни. Впрочем, было в Ермаковой дружине три попа и один монах-расстрига, которых атаман не освобождал от тягот воинской службы.
Прозорливый атаман проявил завидную веротерпимость и не стал пытаться привести новых сибирских подданных России в христианскую веру. Даже в своей столице Искере он сохранил мечеть и близ нее мусульманское кладбище. Слухи о добром атамане распространились, и бывшие вассалы Кучума один за другим стали приносить присягу на верность ему. Сближению казаков с местным населением во многом способствовали межнациональные браки. Служители Христа, прибывшие с дружиной в Сибирь, не воспрепятствовали таким союзам — казаки народ вольный.
Некоторые казаки по восточному обычаю завели по нескольку жен. Когда в Тобольск прибыл первый архиепископ, он был буквально поражен обилием смешанных браков, не освященных церковью. Но семейному счастью это, по-видимому, не мешало. Уже впоследствии, после гибели Ермака, церковные летописцы попытаются изобразить атамана великомучеником за Христову веру. Знамена Ермаковой дружины будут сохраняться в церквях Березова, Тобольска и Омска.
А при жизни атаману грозила опала и позорная смерть. «А не вышлите из острогов своих в Пермь волжских казаков атамана Ермака Тимофеева с товарищи, — писал царь Строгановым, — не учнете их держать у себя и Пермских мест не учнете оберегати, и такою вашею изменою, что над Пермскими месты учинится от вогулич и от пелынцев, и от сибирского салтана людей вперед, и нам в том на вас опала своя положить большая, атаманов и казаков, которые слушали вас и вам служили, а нашу землю выдали, велим перевешать».
На эту угрозу царя вскоре Ермак ответит посольством и вестью в Москву о присоединении Сибири, в которой лукаво намекнет, что «Сибирь взята главным образом его, Ивана Васильевича, князя всея Руси молитвами…»
Однако не в царских молитвах скрывался секрет успеха. Ермак знал о религиозных и династических разногласиях в стане «сибирского салтана». Знал и надеялся не столько силой, сколько дипломатической
Так и не удалось Ермаку полонить югорскую богиню. Но она напомнила о себе после гибели атамана и разгрома его дружины.
По свидетельству С. У. Ремезова в «Истории Сибирской», все вещи, найденные при Ермаке, разделили между собой князья и мурзы, один панцирь принесли в жертву в мольбище знаменитого хантыйского шайтана в Белогорье… Туда перекочевала Золотая Баба.
Верста четвертая
Сибирские Геростраты
…Давным-давно это было. Великая богиня Вут-Ими жила в низовьях на Ледовитом море… На семи нартах на белых быках-оленях ехала Вут-Ими в Нумто. Дочь свою оставила на Казымском мысу, сына своего оставила в Мапьлех-Сойме, сама уехала вверх, в Вошьеган…
Немудрено, что англичанин Джильс Флетчер, рыскавший по северу России как раз в эти годы, не нашел ее в 1588 году на прежнем месте в устье Оби и с огорчением записал в своем сочинении «О государстве русском» в главе о пермяках, самоедах и лопарях: «…Но что касается до рассказа о Золотой Бабе или Яге-бабе (о которой случалось мне читать в некоторых описаниях этой страны, что она есть кумир в виде старухи), дающей на вопросы жреца прорицательные ответы об успехе предприятия или о будущем, то я убедился, что это простая басня» {2} .
Почти столетие простояла в Белогорском капище у устья Иртыша золотая Яга-баба (от ненецкого яха, хантыйского яга, ягун, ёган, югам, аган, что на разных диалектах означает одно и то же: река), пока от новой угрозы ей не пришлось перебраться в непроходимые дебри на реке Конде, а может, и на Казыме.
Одновременно с появлением первых русских поселений в Сибири туда устремляет свои взоры и Московская патриархия. Религия — мощный идеологический механизм монархии, и его следовало немедленно привести в действие во вновь обретенной языческой стране для укрепления власти. Однако новые подданные в лоно церкви не спешили. Югра продолжала почитать своих идолов, Бараба молилась каменным болванам, заболотные татары поклонялись домашним божкам, небольшая часть, в основном пришлых из Бухары, исповедовала ислам, а редкие руские поселенцы из казаков, ссыльных и беглых никакого бога не признавали.
Вагайские татары объявили святой ермакову могилу и, по щепотке подбирая с нее чудодейственную и целительную землю для амулетов, сравняли ее до того, что место ее стерлось из памяти. А хошотский тайша, владетель Среднего Жуза, Аблай затеял тяжбу с Москвой и Тобольском из-за панциря Ермака, которому приписывались магические свойства.
В такой обстановке нелегко пришлось православным миссионерам, просветителям и носителям христовой веры. Креститься язычника можно было принудить одной лишь неволею. В 1685 году крестились ясачный вогул ич Тибайко Черемкулов, его жена и дети. Причина отречения от язычества — желание убежать от суда за убийство своего племянника Терешко Иванова. Этот Терешко был парень крутой — зарезал старца Моисея из Николаевского Верхотурского монастыря. На допросе и пытке Терешко повинился. Архимандрит Варлаам с братиею в целях снискания популярности среди вогулов сделали вид, что приняли покаяние и простили. В 1680 году Терешко был высочайше помилован, бит кнутом и отпущен из приказа. Едва освободившись, Терешко зарезал Тибайкину мать, а Тибайко зарезал самого Терешко. Из боязни наказания Тибайко бил челом государю о крещении и получил разрешение.