Вспомни меня. Книга 1
Шрифт:
Она снова пожимает плечами.
– Может, ему в туалет нужно было?
Господи… я как-то об этом не подумала. От огорчения… вернее, поняв, что потратила слишком много энергии и внимания на ненужные эмоции, когда следовало всё это до последней капли израсходовать на выживание, я смотрю себе под ноги. И вижу…
– О! Грибок! – как всегда вовремя подсказывает Цыплёнок.
– Выглядит… вроде бы… съедобно.
У гриба большая коричневая шляпа и толстая сочная ножка. Он определённо съедобен.
– О! Ещё один! И ещё!
И вместо орехов мы заполняем подолы своих футболок грибами.
– Даже если
– Но можно высушить на солнце и сварить суп, – не сдаюсь я.
– А… в чём?
– Что «в чём»?
– Варить суп в чём? Ну, типа… ёмкость же нужна, как это… кастрюлька?
Оох… А она всё-таки умеет выводить из себя, оказывается.
– Не знаю ещё! Потом придумаем!
Если совсем голодно будет, можно и не варить, а так сушёными сгрызть. Это лучше, чем всю ночь напролёт мучиться от боли в животе, как вчера.
– Да-да, ты права, конечно же… – соглашается мой хвост.
Когда с тобой постоянно спорят – это раздражает. Но когда с тобой всегда только соглашаются – это хуже, тошнить начинает. От скуки.
Глава 7. Альфа
MorMor – Pass The Hours
Я оказалась права: не всегда лёгкий, но верный путь вдоль ручья всё-таки приводит нас на побережье. И не только.
Метров за триста до моря ручей разделяется на серию небольших бассейнов, образованных в округлых углублениях скалистого склона. С самого последнего из них вода стекает небольшим водопадом прямо на песочный пляж. Именно тут мы и обнаруживаем практически всю группу уже знакомых людей. Двое парней по очереди «принимают душ» под водопадом, остальные, расположившись в различных позах на каменных выступах вокруг заводи, генерируют «версии»:
– Что, если всё это какое-нибудь реалити-шоу? И за каждым кустом спрятана камера, а нас показывают по главным каналам по всему миру? – делает предположение рыжая девушка.
– Ага, и отдельный сайт в сети ведёт прямую трансляцию в режиме реального времени! – развивает её идею кто-то ещё.
– Может, и так, – снова говорит девушка.
Я любуюсь её волосами цвета… оранжевого металла, похожего на драгоценный, но не являющегося им. Делаю это в большей степени машинально, потому что все мои мысли в данную секунду заполнены проблемой «реалити-шоу». Дело в том, что я не имею понятия, что это такое. Может ли моя память быть повреждена в большей степени, нежели память всех остальных? Почему так произошло и с чем связано? Может ли быть, что мои знания о мире изначально отличаются от знаний остальных людей? Как такое могло случиться? Насколько «реалити-шоу» общедоступное явление?
Цыплёнок суетится, оглядывается, шарит глазами везде с кисловатым выражением лица. Наконец, осмеливается пропищать:
– А где…
Не понятно к кому она обращалась, но я тоже заметила, что его нет. Собственно, ещё даже до того, как мы спустились и окончательно присоединились ко всем.
– Альфа? – уточняет девушка с рыжими волосами. – Так он вас ушёл искать. Вместе с Ленноном.
– Альфа? – не выдерживаю. – Это не его имя!
– Но ты же сама так его утром назвала, разве нет? – напоминает мне девица, такая же упрямая, как и её огненные
– Это же ирония была!
– Не знаю, – пожимает она плечами и отворачивается, – все теперь его так называют.
– Да какой он Альфа? Индюк, скорее!
У людей вытягиваются лица, и мне сразу же становится очевидным – они со мной не согласны. И от этого начинаю нервничать ещё сильнее.
– С какой стати он тут взялся всеми командовать? Кто назначил его главным? Я вот, например, не изъявляла такого желания!
– Он командует, потому что кто-то должен. Вместе выжить будет намного проще, чем по одиночке, – отвечают мне.
– А вы ничего не заметили, нет? Ничего подозрительного? Почему у каждого из вас обгоревшие лица, и единственный без ожогов – он?
– Потому что пришёл в себя первым? – подсказывает мне Рыжая. – А как ты думаешь, будет ли твой лоб красным, если пролежит весь день под прямыми солнечными лучами? Особенно у моря, где интенсивность отражения от песка и воды ещё сильнее? Нет! Он покроется пузырями, и вместо кожи у тебя будет самое настоящее мясо, вон как у него, – тут она кивает головой в направлении избитого.
– Его-то как раз ваш «Альфа» вот так – до мяса – и отделал!
– Не знаю, – снова пожимает плечами Рыжая. – Я этого не видела. Но видела, как он оттаскивал бессознательных в тень, в том числе и тебя.
– У меня сразу после… истерика была, он помог справиться. Рядом был, разговаривал, – раздаётся чей-то голос.
– И со мной тоже…
– И со мной.
– И вас это не настораживает? – уже взрываюсь я.
Почему все они видят заслугу в том, что должно вызывать подозрения?
– Если кому и быть Главным, Старшим, то почему не ему? И имя Альфа ему подходит.
– Эй! – окликаю избитого. – Расскажи им, как тебя били! А главное, за что?
– Это правда? – обращается к нему Рыжая, но тот вместо ответа поворачивается к нам спиной и натягивает на голову футболку.
Все начинают ухмыляться, а я стою, как… оплёванная.
– Вы глупцы! – заявляю им. – Раскройте глаза! Он не один из вас, он один из них! Он единственный из всех не обгорел, он «очнулся первым» и проводил сеансы психотерапии со слабыми духом, он сразу взял на себя всякое командование, он «единственный знает, что делать», и это не вызывает подозрений? Вы серьёзно? Вот так добровольно согласитесь со статусом «альфы-вожака», который он сам себе назначил? И смиренно пойдёте туда, куда он поведёт?
– Это ты его так назвала, – снова напоминают мне.
Я даже не знаю, кому принадлежал голос – так много лиц повёрнуты ко мне.
– Повторяю: это ирония была!
– Фух, Слава Богу… вы здесь! – вдруг слышу знакомый голос.
Это кудрявый, любезно ответивший на все мои вопросы сегодня утром, спрыгивает с одного выступа на другой и спускается к нам. Только теперь мне удаётся рассмотреть его получше – на нём белая, но теперь местами испачканная грязью футболка с фотографией мужика в очках и подписью «Джон Леннон». Такие плечи у него широкие и руки сильные, что рукава этой футболки натягиваются на них, как на бубне. Думаю, всем дамочкам, здесь присутствующим, мечтается спрятаться за его спиной, но сильнее всего притягивают его всегда доброжелательные глаза и улыбка. Сейчас, правда, он не улыбается, а смотрит на меня с укором.