Вспомни о Флебе
Шрифт:
У Хорзы сложилось впечатление, что робот, будь он человеком, сплюнул бы.
— Как скажете, сэр, — с издёвкой сказал робот.
— А что со мной, Хорза? — Бальведа стояла в матерчатом костюме и меховой куртке поверх. — Сбросите в шахту и скажете: «Ах, я забыл, что у вас нет антиграва» или мне придётся спускаться по транзитному туннелю пешком?
— Вы пойдёте со мной.
— А если в нас будут стрелять, то вы… что вы сделаете тогда? — спросила Бальведа.
— Я не думаю, что в нас будут стрелять, — сказал Хорза.
— Ты точно знаешь, что на базе не было
— Если бы были, то почему их нет у меджелей, которых мы встретили?
— Может, ими пользуются идиране?
— Идиране слишком тяжёлые.
— Они могли бы взять по два, — не отставал Эвигер.
— Не было там никаких лат, — заявил Хорза сквозь стиснутые зубы. — Их не разрешалось иметь. Мы не должны были входить в Командную Систему, кроме как для ежегодных инспекций, когда нам разрешалось включать везде энергию. Но мы все равно входили; мы спускались по спиральной рампе к станции «четыре», как и должен был выползти наверх этот меджель, но при этом не могли и не должны были иметь никаких антигравов. Они чересчур облегчали спуск.
— Черт вас всех побери, да идёмте же наконец вниз, — нетерпеливо встряла Йелсон и посмотрела на остальных. Эвигер пожал плечами.
— А если мой антиграв откажет из-за всего этого хлама, который меня заставили тащить… — начал робот. Голос заглушался полным поддоном на его спине.
— Только урони хоть что-нибудь в шахту — сама отправишься следом, машина, — пригрозил Хорза. — А сейчас, чем болтать глупости, лучше побереги энергию для спуска. Пойдёшь следом за мной; держись надо мной метрах в пятистах — шестистах. Йелсон, ты не хочешь побыть наверху, пока мы не доберёмся до дверей? — Йелсон кивнула. — Остальные, — Хорза повернулся, — идут за роботом. Слишком не толпитесь, но смотрите, чтобы не растеряться. Вабслин, ты оставайся на одной высоте с машиной и держи наготове гранаты радиопомех. — Хорза протянул руку Бальведе. — Мадам?
Он притянул её к себе; она поставила ноги на его сапоги и отвернула лицо. Потом Хорза шагнул в шахту, и они вместе начали парить в тёмную, как ночь, глубину.
— До свидания на дне, — сказал в шлемофон Нейсин.
— До дна нам не нужно, Нейсин. — Хорза вздохнул и немного переместил свою руку на талии Бальведы. — Наша цель — главный уровень Системы. Увидимся там.
— Да какая разница где?
Они спустились на антигравах без происшествий, и Хорзе удалось открыть двери на том уровне, что лежал под скалой на пятикилометровой глубине.
С Бальведой они только раз обменялись словами, примерно через минуту после входа в шахту.
— Хорза?
— Что ещё?
— Если снизу в нас… выстрелят или случится ещё что-нибудь, и вам придётся меня выпустить… я имею в виду, выронить…
— И что, Бальведа?
— Убейте меня. Я серьёзно. Пристрелите меня; это лучше, чем падать весь этот путь.
— Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, — ответил Хорза после короткого раздумья.
Они погружались в холодную каменную тишину чёрной глотки туннеля, обнявшись, как влюблённые.
— Чёрт
Они с Вабслином стояли в камере прямо у тёмного гулкого купола, который и был станцией «четыре». Остальные ждали снаружи. Фонари скафандров освещали заполненное электрическими щитами помещение; все стены были покрыты экранами и пультами управления. Толстые кабели змеились по потолку вдоль стен, а металлические плиты на полу закрывали трубы с другими электрическими приборами.
В камере висел запах гари. Поверх обугленных и оплавленных кабелей в стену вдавалась длинная чёрная и рваная полоса.
Запах гари они почувствовали ещё в туннеле, связывающем шахту со станцией. Когда Хорза уловил его, к горлу подступила горечь; слабый запах не мог бы вывернуть даже самый чувствительный желудок, но Хорза понял, что он означает.
— Думаешь, нам удастся их заштопать? — спросил Вабслин.
Хорза покачал головой.
— Вряд ли. Такое однажды случилось при ежегодной проверке, когда я ещё был здесь. Мы включили Систему не в той последовательности и тоже пережгли кабели. Если идиране сделали то же самое, то дальше внизу, на более глубоких уровнях мы найдём куда худшие повреждения. Ремонт займёт несколько недель. Проклятие!
— Кажется, эти идиране довольно ловкие ребята, если сумели столько разузнать. — Вабслин открыл смотровое стекло, сунул руку в шлем и неловко почесал голову. — То есть если забрались так далеко.
— Да. — Хорза пнул большой трансформатор. — Слишком ловкие, чёрт возьми!
Они быстро обыскали станционный комплекс, потом собрались в главной пещере вокруг импровизированного датчика массы, который Вабслин снял с «Вихря чистого воздуха». От прибора тянулись провода и волоконные световоды, а сверху был установлен взятый из рубки корабля экран, связанный теперь напрямую с датчиком.
Экран осветился. Вабслин повозился с ручками управления, и голограмма на экране показала схематичную картину сферы с тремя пространственными осями.
— Это примерно четыре километра, — пробормотал Вабслин, будто беседуя с датчиком массы, а не с людьми, стоящими вокруг. — Попытаемся на восемь… — Он опять покрутил ручки. Число линий на экране удвоилось. На самом краю экрана замерцало очень слабое пятнышко света.
— Это? — спросила Доролоу. — Это место, где он?
— Нет. — Вабслин попытался настройкой сделать пятнышко поярче. — Недостаточная плотность. — Он ещё дважды удвоил радиус действия, но пятно оставалось единственным следом, теряющимся в пятнах помех.
Хорза огляделся и сориентировался с помощью сетчатого узора на экране.
— А не пытается эта штука обмануть нас урановым костром?
— О да. — Вабслин кивнул. — Всякое излучение немного влияет на энергию, которую мы используем. Поэтому тридцать километров уже предел, понимаешь? Да ещё сквозь этот гранит. И реактор, если он старый, то проявит себя, как только его коснётся зондирующий луч. Именно так, как здесь — размытым пятном. Если мозг всего пятнадцать метров длиной, а весит десять тысяч тонн, то было бы по-настоящему ярко. Как звезда на экране.