Вспомни обо мне
Шрифт:
— Почему-то этой стерве все сходит с рук! — с досадой взмахнула руками Лада и решительно зашагала по направлению к дому. — Извини, дорогой, что-то у меня голова разболелась. Надеюсь, вы тут без меня справитесь?
— Да, конечно, киса. Иди, — совершенно серьезно ответил Игорь, хотя и ему, и всем было ясно, что головная боль — это предлог, придуманный на ходу.
Когда она ушла, Кристине показалось, что на съемочной площадке стало светлее и чище. Игорь изобразил на лице мученическое выражение. Это означало, что терпение босса подошло к критической точке и испытывать его больше не следует.
Кристина послушно
— Артурчик, постарайся делать как можно больше крупных планов. Снимай губы! А вы старайтесь четче давать артикуляцию. Кристина, пожалуйста, реплику…
— «Где я?» — жарко прошептала Кристина, медленно приподнимая ресницы.
— Больше вытягивай губы вперед, больше. Как будто говоришь по-французски. Еще раз!
Кристина повторила.
— Хорошо! Теперь Дима… Поднимаешь голову и произносишь: «В раю!», затем делаешь короткую эффектную паузу — и порывисто набрасываешься на нее… Покрываешь поцелуями…
При этих словах Кристина невольно поморщилась.
— Не, несолидно, — возразил Дима, — что я, юнец какой-то, что ли? Один поцелуй. Конкретный такой. Заткну ей рот — и все. Только так с ними, с бабами, и надо. А то больно языки длинные… — И он бросил на партнершу откровенно злобный взгляд.
— Ну хорошо, допустим. Тогда ты, Кристина, во время поцелуя изображаешь борьбу, в которой плотская любовь одерживает убедительную победу. После этого ты уже вся в его власти. Партнер задирает рубашку… Целует грудь. Артур, обрати внимание — крупный план, в профиль. Обязательно цветущая ветка в кадре… Затем партнер опускается вниз, к лобку. Героиня, как бы невзначай, стаскивает через голову рубашку… Следующий кадр — сверху. Артур, залезешь во-он на то дерево и возьмешь общий план куннилингуса…
— Чего-чего? — с опаской переспросила Кристина.
— Куннилингуса, — с улыбкой повторил Игорь.
— А-а-а… — радостно кивнула Кристина, хотя толком так ничего и не поняла. Раньше она никогда не слышала про «куннилингус», но сейчас нельзя было показывать своего невежества — тем более после того, как она так старательно набивала себе цену. Придется разбираться во всем на ходу…
— Ну, а дальше действуем простым дедовским способом, — услышала Кристина будто издалека безмятежный голос Игоря. — Миссионерская позиция. Сразу предупреждаю — следить за ногами. Обоим следить! Тебе, Димон, не впервой. Свое дело знаешь. А Кристину отдельно предупреждаю. Ноги должны быть выверены — как в «Лебедином озере»!
— Что, прямо как балерина, тянуть носочек? — недоверчиво прищурилась она.
— Не надо понимать все буквально… Но за ногами следить обязательно, иначе сама потом плеваться будешь.
— Ладно, постараюсь, — буркнула себе под нос Кристина.
Между тем идея насчет балета показалась ей интересной. Вот способ абстрагироваться от гнусной действительности! Нужно попросить включить музыку и представить, что ты под нее исполняешь танец.
Наконец момент, которого она так ждала и боялась, наступил.
Вот она, бесчувственная, лежит в волнах, вот ее подхватывают сильные руки… Пока глаза закрыты, ей так хорошо. Можно представлять себе его — зеленоглазого юношу из девичьих грез… Вот он несет ее под куст магнолии…
Кристина постаралась сосредоточиться и представить себе, что она исполняет сложный танец. Неважно, какой у нее партнер, — важно, как это выглядит со стороны. Вернее, какое производит художественное впечатление…
Все шло по плану. Дима, надо отдать ему должное, работал на совесть. Если и можно было в чем-то его упрекнуть, так только в излишнем автоматизме движений, словно он оттачивал свое мастерство годами. «Интересно, как он в жизни ведет тебя с женщиной?» — подумала Кристина.
Больше всего она боялась этого непонятного «куннилингуса». Даже само это слово, как ей казалось, звучало устрашающе. Кристина по привычке вывернула его наизнанку. Получилось еще ужаснее: «сугнилиннук». Однако на поверку все оказалось не так уж и страшно — Дима почти до нее не дотрагивался. «Наверное, вживую это выглядит несколько по-другому», — думала Кристина, чувствуя, как Дима с вышколенной страстью разводит в стороны ее ноги. Его лицо было возле самого ее лона. Кристина не предполагала, что мужские ласки могут быть настолько откровенными. Наверное, она должна была испытывать при этом нечто особенное. Но она настолько сильно волновалась, что ощущала примерно то же, что и когда-то давно, в далеком детстве — когда ее лапали мальчишки в подвале. Быстрые суетливые прикосновения рук, чужие влажные пальцы, сопение… Она даже почувствовала некое торжество, когда обнаружила, что Дима тычется носом у нее между ног. Вероятно, это торжество отразилось у нее на лице, потому что она тут же услышала окрик режиссера:
— Кристина! Что за странная гримаса? Все сначала! Как только Дима приближается к… к… в общем все поняли… губы у тебя должны расплыться в блаженной улыбке. А дальше — по нарастающей. Нужна страсть, настоящая… Ты это можешь… Губы приоткрыты в истоме! Покажи шею, объятия… Начали… Мотор!
И снова Кристина слышала частое прерывистое дыхание, ощущала по всему телу жаркие прикосновения и старательно изображала, что ей приятно. Ей было не по себе: ведь между ее ног вторгся мужской орган… Дима работал «вхолостую» — но это, кажется, ничуть его не беспокоило. Другое дело — Кристина. Ноги ее уже начали болеть, страшно хотелось пить… Ко всему этому добавился еще и острый, бьющий прямо в ноздри запах мужского пота. Смешанный с ароматом туалетной воды, он окончательно выводил Кристину из себя…
8
Трусики на песке
Кристина уже почти заснула, как вдруг услышала тихий, но отчетливый стук в окно. Вставать не хотелось — ей уже начал сниться какой-то приятный сон, и было так жалко покидать его… Она подождала немного, вслушиваясь в нестройный хор цикад… Стук повторился. Стучали торопливо, даже как-то тревожно. Потом кто-то снаружи легонько толкнул раму, и она открылась.
— Кристина! — послышался шепот. — Кристина, ты спишь?
«Господи, кого это еще принесло?» — подумала Кристина и, встав с кровати, накинула на обнаженные плечи легкий шелковый пеньюар Марго. Спала она без одеяла нагишом — из-за жары было невозможно надеть что-либо на себя.