Вспомни обо мне
Шрифт:
– Толя? Здравствуй. Знакомься, это моя подруга – Мира. Мира, это Анатолий Концевич. Толя, как дела? Как же ты неважно выглядишь!
– Рад, что ты пришла, честное слово.
– Ты, я вижу, напуган. Что же, в самом деле, происходит? Какая-то идиотка, похожая на твою жену, решила напугать тебя? Зачем? Что ей надо? Что она тебе сказала?
– Она была – как Вера. Сказала, что боится, что ее преследуют. Эта женщина была призраком Веры. Понимаешь? Понимаете? – Он бросил взгляд на Миру. – Только, пожалуйста, не считайте, что я сошел с ума. Да, у меня много недостатков, но отсутствием
Конечно, сейчас, когда он был не один, квартира уже не казалась ему такой зловещей, как вчера. Его окружали люди, которым он доверял и которые верили ему и, главное, не считали его сумасшедшим, как в свое время он думал о своей жене.
Дома он засуетился, накрывая на стол. Все, что находилось в буфете, было куплено в свое время Ларисой: чай, кофе, печенье. И эта деталь полоснула его, словно ножом. Господи, думал он, неужели он никогда больше не увидит Лару?
– Анатолий, да ты не суетись, успокойся. Я сама чай заварю, – сказала Мира, и Концевич, впервые видевший ее, сразу же проникся к ней благодарностью.
– Толя, я хотела бы осмотреть комнату твоей жены. Ты позволишь? – в свою очередь попросила Рита.
Он замер, уставившись на нее с удивлением. Он не понимал, что можно найти в комнате Веры, точнее, в их спальне, после трех лет ее отсутствия. Разве что какие-то вещи, сохранившиеся в шкафу. Но большинство вещей он отдал тетке, остальное раздал знакомым, соседям.
– А что именно тебя интересует? Носильные вещи?
– Нет. Документы, записная книжка, содержимое туалетного столика, шкатулка с драгоценностями. Может, сохранился ее кошелек?
Концевич с готовностью отправился в спальню, Рита последовала за ним.
С первого же взгляда она поняла, что в этой комнате Анатолий проводил тяжелые, бессонные ночи, и что спальня для него в последнее время стала местом, где его поджидали кошмары, болезненные воспоминания, изводящие душу ассоциации. Опущенные темные шторы, неприбранная постель, разбросанные подушки, сваленная на пол, у изголовья кровати, одежда, пустые чашки, блюдца, полные окурков, комочки носков на тусклом, запыленном паркете…
Рита спросила себя, а вправе ли она вообще вмешиваться в жизнь этого несчастного человека и давать ему надежду на то, что узел из странных, почти мистических событий когда-нибудь будет развязан? Не слишком ли большую ответственность она на себя берет? К тому же, оказавшись в спальне Концевича, она испытала чувство, похожее на стыд. Словно заглянула в комнату, где находился голый незнакомый человек.
– Поверьте, Толя, все, что я делаю, я делаю исключительно ради вас… – сказала она извиняющимся тоном и тотчас пожалела об этом.
Я занимаюсь самодеятельностью, и со стороны это выглядит отвратительно.
Однако спустя час она нашла, что искала. Среди вороха разных, уже никому не нужных бумаг, документов, счетов,
Анатолий с Мирой пили чай, когда Рита пришла на кухню и показала снимок.
– Толя, кто это?
– Понятия не имею, – Концевич взял снимок в руки и повертел его. – Хотя, кажется, я его где-то видел.
– Какой отвратный тип, – покачала головой Мира. – А что на обратной стороне снимка?
– Ничего. Но хорошо бы найти его.
– Рита, мне кажется, он чем-то болен. Посмотри на выражение лица. Он словно старается выглядеть счастливым и в то же самое время в его внешности есть что-то странное, словно он остановился в развитии. Конечно, я не психолог, но, если бы я увидела этого парня где-нибудь в общественном транспорте, я бы постаралась отойти от него подальше. От него так и веет опасностью.
– Толя, а что, если этот парень и есть маньяк, о котором тебе говорила Вера?
– Может. Я мог видеть его возле музыкальной школы. Знаешь, вот как посмотрел на фотографию, сразу же почему-то представилась скамейка в старом саду, что возле школы. Может, я там его и видел?
– Надо бы все проверить.
Если бы не присутствие Анатолия, она поделилась бы с Мирой своими впечатлениями, касающимися всего того, что ей удалось увидеть в спальне. Вера ушла из жизни, потеряв к ней всякий интерес. Об этом свидетельствовал ее гардероб, косметика, отсутствие хороших духов. Она не жила, а словно существовала. И это при том, что когда-то у нее была и хорошая косметика, и духи, и драгоценности.
– Толя, скажи, вот все те вещи, что принадлежали Вере, это ты сам положил в большой полиэтиленовый пакет или она сама?
– Она сама. Раньше у нее все было разложено по полочкам, она постоянно что-то себе покупала, ей хотелось иметь новую помаду, пудру. А потом, как началось психическое расстройство… Вернее, это я так думал, что расстройство… Словом, она сильно сдала. И одеваться стала как старуха. Нет, конечно, может, я зря наговариваю, но беременность сильно изменила ее.
– Ты не изменял ей?
– Нет. Правда не изменял. Я тоже, можно сказать, был в это время беременный – ждал ребенка. Я очень хотел его.
– А почему же тогда ее тетка, Любовь Петровна, считает, что это ты убил ее, сделал какой-то там укол?
– Да дура она, эта Люба, – покраснел Концевич. – Она меня сразу невзлюбила. И на похоронах стала распространяться о том, что это из-за меня умерла Вера. А люди, они знаете как падки на такого рода сплетни. Вон и Таня Маева тоже подцепила эту гадость и рассказала всем, кого знала. Даже Леня Охрименко, мой друг, и тот попался на ту же удочку. А Марк разве не сказал тебе, Рита, будто это я убил свою жену? Ему должны бы уже были сказать!