Встать! Суд идет
Шрифт:
— Ничем обрадовать не можем, товарищ прокурор, — развел руками Бутов.
— Вижу, — сказал я. — Вы останетесь или поедем домой?
— Если разрешите, то я с вами.
— Конечно.
Сергей Сергеевич, поеживаясь, залез в мокрый плащ. Мы вышли к машине.
— Взглянем на магазин, — предложил я, мне хотелось самому посмотреть на место происшествия.
— Парабук работает? — спросил я по дороге у следователя.
— Работает, — ответил он, кутаясь в свою промокшую одежду.
На первых порах Сергей Сергеевич хотел было
— Сейчас направо, — сказал Бутов водителю. Слава завернул в переулок, и показался небольшой каменный дом с деревянной пристройкой. — Приехали.
В темном помещении тускло светилась лампочка. Было тесно, пахло хозяйственным мылом и дешевым одеколоном. У прилавка стояли два покупателя — старуха в мужском плаще и девочка лет десяти.
Анна Парабук что-то взвешивала на весах и, увидев нас, как мне показалось, на мгновенье растерялась. На ней был чистый белый халат, темная косынка повязана узлом на затылке.
Сунув старухе кулек и приняв деньги, Парабук тихо сказала девочке:
— Поди, Татьяна, придешь попозже…
— Мамка стирает, за мылом послала. — Девочка протянула продавщице руку с несколькими монетами.
Парабук, не глядя, сгребла деньги, автоматически протянула куда-то руку и подала кусок мыла. Проводив покупательницу до порога, с лязгом закрыла тяжелую щеколду.
— Опять осматривать будете? — обратилась она почему-то к одному Бутову.
Лицо у Парабук было мрачное, под глазами заметны жгучие тени. Она двинулась впереди нас походкой тяжеловеса. Мне стало жаль ее. Я почти физически ощутил горе этой женщины.
За основным помещением следовала небольшая подсобка, заставленная коробками, ящиками, мешками. На простом столе стоял ящик, обитый цинковым железом. Тот самый, который фигурировал в деле как сейф. Окошко едва пропускало свет сквозь грубые, толстые металлические прутья. Из подсобки дверь выходила во двор, усыпанный мокрыми, прибитыми к земле опавшими листьями.
— Здесь мы живем, — просто сказала Парабук.
В глубине дворика темнел деревянный сарай. К нему прилепилась оштукатуренная беленькая пристройка.
— Всякий инструмент держим, — указала хозяйка на сарай. — А это флигелек. Паша летом спит.
Парабук с трудом подавила вздох. И я еще раз подумал: велико же ее горе, если сын действительно погиб.
— Дома обыск будете делать? — спросила продавщица.
— Нет, — сказал Бутов и спросил, видимо, чтобы несколько разрядить обстановку: — А супруг ваш где?
— На почту побежал, с родственниками телефонный разговор заказан. Пашу все спрашиваем… А, пустое все это, — горестно махнула она рукой…
Распрощавшись с Парабук, мы поехали вдоль села. Слава поминутно чертыхался. Машина перелезала через колдобины, буксовала. Из-под колес летели фонтаны грязи.
— Вон просеку видите? — показал рукой следователь.
Рощинские дома дугой опоясывали поле. Дорожка
— По ней школьники ходят в Житный. Этим путем ушел последний раз и Павел.
— А какое настроение было у мальчика накануне исчезновения? — спросил я следователя.
— Какое настроение? Весь вечер просидел над гербарием. Хотел на следующий день удивить учительницу. Вот и удивил… — с грустью в голосе ответил Бутов.
Наша машина выбралась наконец на шоссе, и шофер перестал костерить дорогу. Под шинами зашелестел асфальт.
— В глухом закуточке расположен магазин, — сказал я. Мысли мои перескакивали с одного на другое.
Действительно, путаное было дело. Странная кража, записка, подброшенная в железный ящик, пропавший паренек.
— Сергей Сергеевич, может, мы подключим к этому делу и нашего следователя? — спросил я. Если это убийство, делом должна заниматься прокуратура. Я не хотел, чтобы Бутов истолковал мое предложение, как недоверие. Однако порядок есть порядок.
— Это уж как вы считаете нужным, — отозвался Бутов. И я не понял: ему было все равно или он скрывает обиду.
Некоторое время мы ехали молча.
— Ладно, пока продолжайте расследовать сами, — сказал я, будучи убежден, что с мальчишкой просто какое-то недоразумение или несчастный случай.
Меня вызвали в областную прокуратуру, и я, намереваясь пробыть в командировке день-два, задержался на целую неделю. А когда вернулся домой, узнал, что Сергей Сергеевич почти не вылазит из Рощино. Вскоре следователь был у меня.
— Картина вырисовывается следующая, — начал он свой доклад. — В тот день, когда Павел Парабук исчез, его видели утром направляющимся в сторону леса двое свидетелей. Пенсионерка и совхозный бухгалтер. Он прошел мимо их дома с портфелем и удалился по просеке.
— Это, кажется, было известно и раньше.
— Подождите, Захар Петрович. Я заостряю ваше внимание. Итак, Павел проследовал по дороге в лес. Помните, когда мы были в Рощино, я вам показывал эту просеку. Минут через десять — пятнадцать по той же дороге и в том же направлении проехал на велосипеде слесарь Кропотин…
Сергей Сергеевич сделал паузу.
— Тот самый, что был накануне хищения в доме Парабуков? — уточнил я.
— Вот именно. Проезд Кропотина подтвердили еще несколько человек. Это понятно. Велосипед всегда будоражит собак. Поэтому слесаря и заметили. Кропотин тоже въехал по просеке в лес и, естественно, скрылся за деревьями. На работу он явился с большим опозданием. Был злым и раздраженным.
— Вы его допрашивали?
— Неоднократно. Он говорит, что поехал в Житный пораньше к открытию хозяйственного магазина за рубероидом, залатать прохудившуюся крышу. Сначала Кропотин показал, что магазин якобы был закрыт. Потом сказал, что магазин был открыт, но рубероида не было.