Встать! Суд идет
Шрифт:
— Вы меня не поняли, Дмитрий Романович. Дело, наверное, все-таки не в кольце.
— Шибко переживает Тамара. Подарок на наш юбилей, вместе в Москве выбирали. Говорит, предчувствие у нее нехорошее, что оно пропало…
— А если не пропало?
Бражников растерялся. Поводил в воздухе руками. И удивленно сказал:
— Куда ж тогда делось?
— Вот это интересует всех.
— Меня теперь не очень, — тяжело вздохнул он. — Скорей бы история кончилась. Неужели нельзя как-нибудь этак. По-хорошему. Вы б с ними, с бабами, поговорили, что ли? Или не положено?
— Почему
— Не по-людски у нас вышло, — сказал Бражников и повторил: — Не по-людски. Об этом я толкую.
Он ушел. Это был первый посетитель по делу о кольце, который говорил честно о понятных вещах. Бражников мне понравился.
Но реакция Гранской оказалась неожиданной.
— Вы допускаете возможность, что Чупихина взяла кольцо?
— Как вам сказать, Захар Петрович… Был у Валентины Федоровны прецедент. В техникуме. Я разузнала. Бражникова не соврала. Чупихину чуть не выгнали со второго курса. Ее взяли на поруки. Она действительно стащила у подруги кусок сала. Насчет косынки — не ясно.
— И большой кусок сала?
— Сейчас точно не помнят. Но, видимо, приличный, если это дошло до дирекции. Собрание устроили.
— Может, она с голодухи? — предположил я. — Одно дело на продажу, другое — когда обстоятельства.
Инга Казимировна не упустила случая:
— Если прокурор считает, что кража может быть оправдана…
Я невольно улыбнулся:
— С вами надо держать ухо востро. Нет, вы меня не так поняли, товарищ следователь, я говорю о выяснении личности.
— Нет, не на продажу, — сказала Гранская уже серьезно. — И уличили ее как: она всех угощала.
— Факт любопытный. Она действительно нуждалась?
— Да, туго ей приходилось. Очень. Бражникова побогаче… Между прочим, Чупихина до сих пор посылает своей матери каждый месяц деньги.
— Но она их сама не зарабатывает.
Гранская пожала плечами:
— Это понятие растяжимое. Хозяйство она ведет, воспитывает не своего ребенка. Еще одна деталь: обшивает себя и сына. Сын, сказать по правде, не золото. Избалован отцом. В школе мне сказали: если бы не Валентина Федоровна, парень бы наломал дров. Нельзя мерить женский уход и ласку на деньги. Они не имеют эквивалента. Главное, их не купишь и ничем не заменишь.
Гранская была права, и еще как. Я подумал о Даше, жене. Сколько мы с ней живем, она работает. Правда, были перерывы, когда родилась дочь, потом сын. Я всегда просил жену бросить службу и жить только для семьи. Даша смеялась: «Меня хватает и на то, и на другое». Это верно, ее энергии можно было только позавидовать. И хотя без зарплаты, которую она приносит, мы бы могли спокойно обойтись, я понимаю, что работать ей нравится и в этом есть духовная потребность. Особенно сейчас, когда дети разлетелись из родительского гнезда. Но некоторые женщины, наверное, не могут сочетать семейные хлопоты со службой. Или они действительно нужней дома. Тогда их труд нельзя считать пустым для общества. Гранская, словно читая мои мысли, сказала:
— И вообще я
— Человеческий фактор, — напомнил я.
— Разумеется. Не секрет, что в семье, где оба родителя работают, нередко дети выглядят и учатся хуже.
— И мужья выглядят тоже неважно, — подытожил я.
— Я серьезно, — сказала Гранская. — Работая на семью, женщина работает на государство, на общество.
У меня чуть не сорвалось с языка, что Инга Казимировна плохо себе представляет семейную жизнь. Может быть, ее это обидело бы. Я промолчал. И еще раз подумал: «Даша работала. Всегда. И я никогда не чувствовал этого. И дети наши тоже. Может быть, моя жена исключение?»
— Что же будем дальше делать? — спросил я у следователя. — Надо закругляться. Сроки истекают.
— Знаю, Захар Петрович. Но пока они не истекли, придется копаться в этой истории.
— Надоело? — спросил я сочувственно.
— Есть такое, — кивнула Гранская. — Уж лучше бы какое-нибудь запутанное, сложное, чем это. Признаюсь вам, мне все больше и больше становится жаль Чупихину.
— Почему? — удивился я. Чего-чего, а такого признания от Гранской, нашего железного Казимира, не ожидал.
— Не знаю… Жаль, и все…
Задуматься о словах следователя меня заставил неожиданный приход самой Чупихиной.
Была она еще бледнее, чем в первый раз. Не было в Валентине Федоровне того злого напора, не было игл, которые торчали во все стороны, когда она прорвалась в мой кабинет с таким вызовом.
Чупихина высидела добрых часа три в приемной — у меня шло совещание и на прием надежды не оставалось никакой, о чем ее предупредила Вероника Савельевна.
И вот передо мной измученный, раздавленный, на все готовый человек.
— Я больше не могу, товарищ прокурор. Уж плакать не могу. Муж попрекает, что у меня такая подруга. Сын Николай, которого я с трехлетнего возраста вынянчила, всю ему душу отдала, перестал называть меня мамой. В школе, на улице его дразнят, что мать воровка. Я пыталась объясниться с Тамарой. Объясняла ей, что не брала я кольцо. Деньги, в конце концов, вместо него предлагала. Она говорит, что коль деньги предлагаю, значит, я взяла кольцо, а боюсь признаться. Как выйти из этого положения? Посоветуйте.
У меня что-то дрогнуло внутри. Может действительно она ни в чем не виновата?
— Валентина Федоровна, поймите мое положение. Допустим, я вам верю. И кольцо случайно потерялось. Но ведь есть другая сторона — Бражникова. Я не могу обвинять ее в нечестности, в преднамеренной клевете на вас без достаточных оснований.
Чупихина подняла на меня печальные глаза, большие на похудевшем лице, и кивнула:
— Да, конечно, я и не хочу, чтобы ее в чем-то обвиняли. Я признаю, что кольцо пропало в моем доме. За это я несу материальную ответственность и готова оплатить стоимость его хоть сейчас… Официально, через банк, через кассу, как это следует делать. Пожалуйста, согласна на штраф. Только скорее бы все это прекратилось.