Встать! Суд идет
Шрифт:
— И я так могу! — Он одним махом проглотил оставшуюся жидкость и задохнулся. Он чувствовал, как в рот ему стараются запихнуть что-то.
— Огурцом закуси, — шептал Петр, перепуганный внезапно побледневшим лицом сына, — легче станет.
Славка начал жевать огурец. В голове у него стоял шум, а стены избы начали плавно покачиваться.
К горлу подступил ком. Его начало тошнить. Славка корчился, держась за живот. Казалось, что внутренности выворачиваются наружу. Рядом топтался насмерть перепуганный Петр.
Славка
Бычков-старший съездил на базар, накупил Анне и Славке подарков.
— Ну не мучь, хозяюшка, — заглядывая Анне в глаза, он набрасывал на плечи жены цветастую шаль. — Виноват, каюсь! Но ведь выпивши был. Винюсь! А повинную голову и меч не сечет.
— Тоже выдумал, — сдаваясь, ворчала Анна, — ребенка самогоном поить. Хорошо еще, все обошлось, а то в жизни не простила бы…
Петр виновато смотрел на Анну.
— Вот и Славик на меня не обижается. Не обижаешься?
— Не, бать. Только я теперь водки и в рот не возьму, — серьезно заявил Славка.
— Ах ты умница моя! — умилилась Анна. — Правильно. И в рот ее не бери, проклятую…
СВИДЕТЕЛЬНИЦА. Бычкова я, Анна Васильевна Бычкова, жена его…
СУДЬЯ. Что вы можете показать по делу?
СВИДЕТЕЛЬНИЦА. Да что показывать? Правда все: гнал он самогонку. Чего отпираться? Уж я душой изболелась. Все корысть проклятая, как трясина: машешь руками, ан уже ряска над головой сомкнулась…
СУДЬЯ (подсудимому). Вот видите, Бычков, жена-то ваша не отрицает.
ПОДСУДИМЫЙ. Баба не мужик: ее запугать легко. А я вам правду как на духу: невиновен…
Однажды Бычков уже собирался ложиться спать, когда в дверь постучали. На крыльце стоял внук бабки Ефросиньи, двадцатилетний нескладный парень с помятым лицом и водянистыми глазами. Он работал шофером в районном отделе внутренних дел и изредка наведывался в Сосновку.
— Слушай, Гаврилыч, — возбужденно зашептал он на ухо Петру, — кто-то на тебя капнул, что ты самогон гонишь. Прячь свою бандуру, не то погоришь. Лучше прямо сейчас, могут и сегодня прийти. Не мешает и сахар припрятать, не то все поймут.
Спиридон попрощался и побежал домой. Петр смотрел ему вслед.
— Не было печали, так черти накачали… — вздохнул Бычков. Затем резко повернулся и быстро зашагал в избу.
Большой чан Петр вынес во двор, змеевик закопал в надежном месте. «Теперь пусть приходят», — подумал Петр.
Анна спала тревожно и просыпалась от малейшего шума. Предупрежденная Петром об обыске, она ежеминутно ждала милицию.
Петр лежал, отвернувшись к стене, но чувствовалось, что
— Петь, а Петь… — трогала она мужа за плечо.
— Чего тебе? — недовольно откликался он.
— Прекратил бы ты это дело. Что у нас, денег не хватает, что ли? Слава богу, живем лучше многих.
— Отстань ты, — отмахивался тот. — Мелет всякую чепуху, противно слушать. Когда это деньги были лишними?
— Да ты посмотри на себя, издергался весь. С работы приходишь — и за аппарат. Пожалел бы хоть себя. Боюсь я, Петя. Слыхал, на прошлой неделе в Поддубенке арестовали Семенова?
Петр уже знал об этом. С Семеновым у него были кое-какие делишки, но, слава богу, давно и доказать никому не удастся.
— Сам дурак был твой Семенов. Надо дело делать, а не языком болтать. Вот и влип. Ну ладно. Спать пора.
Но сон не шел. Супруги прислушивались и прислушивались. А вдруг придут за ними? Рядом, в соседних домах, спокойно спали люди. Как им сейчас завидовала Анна! Не нужно ей ни денег, ни обнов — ничего не нужно. Лишь бы можно было спокойно, безмятежно уснуть. Ведь живут же другие честно.
За стеной спал Славка. Анна встала и пошла посмотреть на сына.
Лицо мальчика во сне серьезно, словно он решает трудную задачу. Анна поправила одеяло, погладила голову сына.
— Спи, сынок, спи.
В эту ночь никто не пришел. А через неделю Петр вновь встретился на рынке с Ярохиным.
— Что ж, Гаврилыч, друзей забываешь? — Голос Ярохина звучал зло. — Как припекло, так помоги, подскажи, а как все наладилось, так и от ворот поворот? Угостил бы, Гаврилыч, — закончил он плаксиво.
— Ну что ж, угощу. Для друга никогда не жалко.
Петр зашел в магазин, купил водки, закуски, и приятели расположились около станции в сквере, прямо на траве. Трясущимися руками Ярохин схватил бутылку, ловко выбил пробку и припал к горлышку.
— Хороша, но твоя не хуже! — Он понюхал корочку и взял кружок колбасы. — Ну? Небось опять чего нужно?
— Да нет… — замялся Петр. Не очень ему хотелось связываться с пьяницей. Потом подумал и решил: — Нет у тебя дружка какого, чтоб сахару дешевого мог достать?
— Левого то есть? — уточнил Ярохин. Он был в хорошем расположении духа.
— А мне все равно какого, лишь бы дешевого.
— Это — дело сложное, — протянул Ярохин. — Тут подумать надо… — Он явно что-то недоговаривал.
— Ты не крути, а говори прямо. — Петр подвинул к нему бутылку. — Треплешься — прямо скажи. Так уж лучше.
— Тут, Гаврилыч, пол-литрой не отделаешься. Дело серьезное.
— Ты сначала дело скажи, а о цене потом.
Ярохин придвинулся к Петру и зашептал ему в ухо. Петр слушал недоверчиво.
— А ты, случаем, не брешешь?
Ярохин даже подпрыгнул на месте:
— Сам своими ушами слышал!
…Поздно ночью к дому Бычкова подъехала подвода. Хозяин уже ждал ее на крыльце.