Шрифт:
Глава 1
Маша-флейтистка
Глава 1. Маша-флейтистка
Рождественская Вена сияла тысячами светильников. Огромные люстры торжественно висели над улицами, превращая их в парадные галереи, таинственно качались разноцветные гирлянды, вспыхивали бегущими огоньками неоновые рекламы. Легкий снежок задумчиво падал на тротуары и мостовые, пытаясь хоть немного прикрыть скучную серую плитку и щербатый булыжник. Если закрыть глаза, то невольно ожидаешь услышать бодрый цокот лошадиных копыт, поскрипывание каретных колес, понукания
Однако до меня доносились самые обычные звуки: шарканье ног многочисленных туристов, разноязыкая болтовня, велосипедные звонки, визг детей, заливистый девичий смех, перебиваемый юношеским баском — и ничего, услаждающего мой музыкальный слух.
До Рождества осталось три дня, туристы метались по магазинам, спешно покупали сувениры, шуршали нарядными упаковками, озабоченно заглядывали в свои списки, чтобы о чем-то не забыть. Коренные венцы неторопливо ходили по рождественским ярмаркам, рассматривали изделия ручной работы, тщательно выбирали подарки. В воздухе густо разливался запах мандаринов, шоколада, кофе и пряного глинтвейна с имбирным печеньем. Насыщенный праздником ломкий морозный воздух звал гулять, рассматривать богато украшенные витрины, грызть жареный миндаль и не работать.
Я и не работала. Мой маленький стрит-оркестрик распался через пять дней после приезда в Вену. Сначала у жены ударника Игоря неожиданно начались роды, и будущий счастливый отец немедленно уехал.
— Ребята, — сообщил бледный Игорек, — представляете, Дашка надумала рожать. Рановато, но, говорят, что родить нельзя погодить. Ребята, скоро я стану папой. Это страшно, как вы считаете?
Детной среди нас была только скрипачка Лидочка. Она глубокомысленно закатила глаза и выдала:
— Ребенок — это хорошо, но он постоянно какает. Тренируйся мыть мелкого под краном или разоряйся на влажные салфетки.
У Лидочки был сын пятилетнего возраста. Родила она его в семнадцать лет. Родила между двумя выпускными концертами, легко и без осложнений. Ребенка с радостью воспитывала Лидочкина мама, которая почему-то с самого начала Лидочкиной беременности считала будущего внука своим сыном.
Но несмотря на то, что ребенок Лидочки был полностью на попечении бабушки, Лидочка считала себя многоопытной матерью и велела:
— Игорек, дуй домой.
И наш ударник уехал. А мы стали играть без ударных.
Но судьба решила выкосить наш стрит-оркестр и ударником не ограничилась
Скрипачке Лидочк позвонила мама и рыдая, сообщила, что ее кладут в больницу, а внучка Ванечку не с кем оставить, не в интернат же отдавать малыша. Заливаясь слезами жалости к себе, Лидочка купила билет в Россию и улетела.
Я и виолончелист Ося стали играли вдвоем и даже имели успех, денежки в Осину шляпу текли ручейком.
Но вдруг Осю начала душить жаба, почему мы вдвоем должны оплачивать квартиру, которую нам сдали на четверых. И он заявил нашему менеджеру Людвигу, что тот должен снизить плату за аренду
— Я буду платить только за себя! — Орал Ося. — И Машка тоже!
Однако я понимала, что хозяин квартиры
Однако, хитрый Ося приглядел себе другой оркестр. Он показательно хлопнул дверью ушел.
Осталась одна я, Маша, флейтистка. Один музыкант — это не оркестр, и я не могла использовать недешевое, с таким трудом полученное разрешение играть на улицах Вены. Я просто слонялась без дела, дожидаясь обратного рейса на родину.
К счастью, Людвиг не выгнал меня из квартиры, хотя мне одной сдавать двухкомнатные апартаменты в старом венском доме для него совсем невыгодно.
Конечно, он бы расстался со мной, но не успел.
Людвиг вдруг серьезно поругался со своей подружкой Агнес, и она укатила в Таиланд. Людвиг плакал и бегал по потолку, а я посоветовала ему срочно лететь за ней — мириться.
— Мария! — Сказал перед отъездом Людвиг. — Надеюсь, ты права и Агнес простит меня. Оставайся в квартире. поливай цветы и пожелай мне удачи.
— Удачи, Людвиг! — От души пожелала я.
Людвиг улетел, а я осталась одна в большой квартире и, чтобы развлечься, принялась благоустраивать свое временное жилье.
Нарядила небольшую искусственную елочку, обнаруженную в кладовке. Игрушек не нашла, поэтому пришлось прибегнуть к «умелым ручкам». Привязала веревочки к конфетам в разноцветных фантиках и повесила их на елку. Вырезала из пищевой фольги звездочки, разложила их на ветках вместе с орехами и маленькими мандаринками. У меня получилась настоящая крестьянская рождественская ель!
Поставила возле деревца деревянные ясли с Младенцем Христом и угощение: драже в шоколаде, апельсин и печенье. Достала несколько свечей, но зажигать их не стала, прогорят до Рождества, а денег на новые у меня нет. В кладовке у хозяйственного Людвига я отыскала чудесный электрический фонарь-олень. Олешек с золотыми рожками осветил мою елочку, конфеты и дождик засияли, повеяло настоящей сказкой.
Я встала на носочки, закружилась и запела «O Tannenbaum».
О ель моя, о ель моя,
Ты в зелень вся одета. Не только летом, в жаркий зной,
Но и под снежной пеленой,
О ель моя, о ель моя,
Ты в зелень вся одета.
Невесомой снежинкой я медленно и плавно кружилась, как на утреннике в детском саду, и с удивлением заметила, что боль, сжимавшая мое сердце колючим ободом, исчезла, сменилась ощущением праздника и чего-то сказочного, волшебного.
Может быть, я найду своего Щелкунчика?
«Маша и Щелкунчик! — хихикнула я. — Только Щелкунчика, пожалуйста, одного, без Крысиного Короля».
Включив ноутбук, я пробежалась по сайтам авиакомпаний, надеясь на внезапно выскочивший недорогой билет до Петербурга, заодно посмотрела остаток средств по кредитке и сильно огорчилась почти истаявшим средствам. Если бы не утекающие деньги, я бы не торопилась домой. В России меня никто не ждал. Бабушка два года назад умерла, родители погибли, когда мне было пять лет, а со своим парнем я недавно рассталась.