Встреча по ту сторону смерти
Шрифт:
– Почему немного, пей, сколько влезет. Да и у меня пересохло в горле.
Василе вытащил полную бадью, предложил солдату напиться первым.
– Нет-нет, я потом.
Он стоял далеко от колодца, с винтовкой на плече, не сводя глаз с Василе. Тот не спеша поставил на каменный колодезный круг пузатую бадью и стал медленно пить холодную воду, поглядывая на зазевавшегося солдата. Разогнулся, толкнул бадью.
Не успел солдат опомниться, как тяжелая толстая бадья сильно ударила его в грудь, повалив наземь. Еще через долю секунды на него навалился Оляндрэ. Боролись они молча, каждый ужасался при мысли,
Внезапно тиски, в которые был захвачен Василе, ослабли. Солдат чуть подался назад, молниеносно схватился за винтовку и в то же мгновение ударил его ботинком в грудь. Василе плюхнулся на землю, но через секунду снова был на ногах. Весь в грязи, фыркая, как разъяренный бык, солдат стоял в нескольких шагах, направив на него дуло винтовки и держа палец на спусковом крючке.
– Стреляй! Ну стреляй же! Что медлишь! Оружие, сила и власть в твоих руках!
Но, к удивлению Василе, солдат вместо того, чтобы стрелять, избить или хотя бы обматерить его, рассмеялся.
– Давненько не приходилось мне вот так мериться силами. Будто на медведя ходил, честное слово!
Он глубоко дышал и все смеялся. Оляндрэ не знал, как понимать этот смех, поскольку черное мерзкое дуло винтовки продолжало смотреть на него, а палец солдата – на спусковом крючке.
– А ты мне нравишься! – серьезным тоном бросил ему солдат. – Ты крепкий парень. И отчаянный. С таким, как ты, мы бы в несколько месяцев закончили войну, разошлись бы по домам, к своим бабам и ребятишкам.
Глядя на него, Василе лишь глупо улыбался, не соображая, куда тот клонит.
Солдат заставил его почистить одежду, умыться. А сам отошел в сторону, вырвал пук лободы и стал чистить шинель, брюки, ботинки, в то же время не отрывая взгляда от арестанта. Затем приказал ему отойти на двадцать шагов от колодца. Вытащил бадью свежей воды, долго, с наслаждением пил, потом принялся не спеша мыть руки, разгоряченное лицо, напомнив еще раз Оляндрэ, что он охотник, притом неплохой, и что Василе сморозит большую глупость, если попытается бежать. Василе понимал все это и без него, покорно ждал, проклиная себя за то, что так оплошал с побегом. Чувство отчаяния достигло предела: теперь никаких шансов, солдат будет смотреть в оба, а там, в Сороках, ко всему прочему ему еще пришьют и покушение на жизнь солдата.
– Почему ты не застрелил меня? – спросил Василе, когда они снова двинулись в путь. – Ведь в таких случаях…
– Это от нас не уйдет. Да и куда спешить?… Ты лучше скажи, что собирался делать, если бы отнял винтовку? Послал бы мне пулю в лоб?
– На кой ляд? Что мы с тобой не поделили? Просто хотел спастись, и все. Ведь ты такой же крестьянский сын, как я, и не думаю, чтоб тебе очень пришлись по сердцу эта война, эта оккупация…
– В
Одно время шли молча, каждый думал о своем. Дождь усилился, клейкая грязь стала жиже и уже не липла так сильно к подошвам. Идти стало легче, и они, словно сговорившись, ускорили шаг.
С вершины пригорка сквозь деревья с поредевшей листвой проглядывала свинцовая лента Днестра. Дорога круто спускалась вниз, петляя зигзагами, а там неторопливо тянулась вдоль берега до самого города.
– А ну-ка, дай сюда пакет! – потребовал солдат.
Оляндрэ на секунду замешкался: офицер и староста приказали вручить его в Сороках, лично господину капитану Куду.
– Давай, давай, поживей, некогда торговаться.
Василе нерешительно сунул руку в нагрудный карман. Солдат взял намокший конверт и острием штыка стал вскрывать края.
– Что ты?! Еще заметят, что его открывали… Меня ведь предупредили…
– Один черт! – махнул солдат и развернул письмо. Взглянув на него, он криво усмехнулся.
– Так я и думал, – протянул он бумагу Оляндрэ. Тот взял, осторожно пытаясь укрыть ее от дождя.
– Брось ты это, я ж тебе говорю, один черт. Как ты ее ни крути. Чего вылупился?
Василе обалдело смотрел на чистый лист бумаги, в центре которой был нарисован аккуратный крестик.
– Что, читать не умеешь?
– Так читать нечего…
– Как нечего? Тут даже очень много написано. А ну, посмотри получше. Или у вас не принято ставить крест на могиле?
У Василе едва не подкосились ноги… Он видел коршуна, который хищно кружил над ним, готовый камнем броситься на его голову.
– Так я и думал, – повторил солдат. – Я уже водил таких. Тогда мне тоже приказывали, как нынче: «В случае попытки к бегству, оружие при тебе…»
– И ты застрелил кого-нибудь?
– Нет. Их постреляли там, другие…
Он изорвал листок на мелкие клочья, свернул их в комок и бросил в глубокую рытвину, присыпав сверху землей. Василе молчал. Он как бы успокоился, и ему было почти безразлично все, что происходит или произойдет с ним сегодня. Лишь странное поведение солдата удивляло его. Тот снова заставил его идти впереди, а Сам конвоировал сзади с винтовкой наперевес и с пальцем на спусковом крючке. Он заметил, что в гору подымается повозка с военными.
– Никак на помолвку ведешь? – с улыбкой спросил офицер в дождевике. Другой офицер, сидевший рядом на заднем сиденье, рассмеялся, словно услышал что-то очень остроумное.
– Здравия желаю, господин капитан, я веду его к господину капитану Куцу.
Офицеры подозрительно взглянули на арестанта, затем толкнули ездового, чтоб тот трогался.
– Веди, веди, сегодня у него не очень-то много работы. И ему скучно.
Офицеры обменялись понимающими взглядами и снова засмеялись.
Когда они спустились вниз к крутому берегу реки, несущей свои глубокие пенистые воды, солдат пристально огляделся, затем подошел к Оляндрэ и сорвал с него поношенную смушковую шапку.