Встреча в пустыне
Шрифт:
— Мне не приходилось делать подобные вещи, но приятно думать, что я человек без предубеждений.
— На «три», — твердо сказала Кили. — Раз… два…
— Три! — подхватил Дигби и подался вперед.
Они качнулись, но устояли. Кили отошла в сторону и посмотрела на расплющенный стул.
— Что теперь?
— Начинаем творить, — сказал Дигби.
Он подтащил стулья к столу и расположил их друг против друга, сунув сплющенные сиденья в подстолье — так они стояли бы, если бы не стали плоскими, как блин, испеченный скверной кухаркой. Затем отошел,
— Что ты думаешь об этом?
Кили, прищурившись, изучила композицию, выдержала паузу, обреченно вздохнула и вынесла заключение:
— Похоже, что все это свалилось с грузовика на большой дороге в час пик.
— Неблагодарная! — Дигби сгреб ее руку и потащил за собой на передний двор.
Растерянная Кили еле поспевала за его широким шагом. Когда они подошли к грузовичку, Дигби залез в кузов, отпер приделанный к борту металлический ящик и стал перебирать устрашающего вида инструменты непонятного назначения. Наконец протянул ей моток тонкой проволоки.
— Вот. Держи. Это нам понадобится.
— Нам?
— Ты будешь помогать. Это исправит твое отношение к делу.
— Что же плохого в моем отношении? Дигби усмехнулся дьявольской усмешкой.
— Оно слишком прохладно, с твоей стороны я встречаю полное отсутствие энтузиазма.
— Прости, что я не в состоянии млеть от восторга при виде раздавленной мебели.
Они вернулись во двор, Дигби заново проверил расположение плоских металлических деталей ансамбля, пометил мелом, места, где стол соприкасался со стульями. Потом связал все три предмета проволокой; Кили помогала просовывать проволоку в дырки литья и ловила конец, когда Дигби толкал снизу.
— Твоя тощая проволока выдержит, если мы попробуем это поднять? — спросила Кили.
— Моя проволока выдержит, даже если я вздумаю подвесить на ней тебя.
— Очень утешительная мысль.
Он поднял на нее глаза и улыбнулся.
— Не пугайся, я не поступаю так с милыми девушками, как бы нахально они себя ни вели.
Кили фыркнула и с заносчивым видом отвернулась. Дигби смешком сгладил шуточное оскорбление.
Несмотря на взаимные поддразнивания, — а может, благодаря им, — работалось с Дигби легко. Гораздо труднее было находиться рядом и не рядом. Вероятно, из-за его размеров у Кили создавалось впечатление, что он ее окружает. Впрочем, она подозревала, что причина не только в размерах. Искушение дотронуться до него было почти непреодолимым. Как легко: одно движение в его сторону — и… О, как ей хочется оказаться в его сильных руках, прижаться к широкой груди, забыть весь мир, укрывшись в надежном убежище.
Дигби был поглощен работой, и она всмотрелась в его лицо. Сжатые зубы, сосредоточенно наморщенный лоб. Неужели она считала это лицо суровым? Нет, это не суровость, а характер.
Словно почувствовав на себе ее изучающий взгляд, он посмотрел на нее и улыбнулся.
Жизнь несправедлива, решила Кили. Почему мужчина, который ей так нравится, оказывается неподходящим?
И
Глава двенадцатая
— Что сделать? — с замешательством переспросила Кили.
— Тряхни. Вот так, кистью. — Дигби обхватил ладонью ее кисть руки и показал, как надо. — Разбрызгивай краску по поверхности.
Она повернула голову, и волна волос задела его щеку.
— Я думала, в живописи главное — не слишком брызгать, разве не так?
— Ну вот, ты опять за свое. Аккуратно раскрашивать по готовому — не искусство! Избегай отчетливости, нам нужна утонченность.
— Утонченность, — повторила Кили, проникаясь бунтарским озорством.
Она высвободила руку, окунула в пузырек и вынула набухшую краской кисть и решительно тряхнула. Капли светло-вишневой краски забрызгали поверхность сплющенного стола и газеты, подложенные под него. Голень Кили и бедро Дигби.
Дигби дернулся от возмущения и с натянутой улыбкой сказал:
— Святой Георгий, ты же все испортила! Кили пожала плечами и ласково пропела:
— Я тряхнула. Она разбрызгалась.
Дигби сжал зубы так, что перекусил бы гвоздь. Скривившись, он пальцем промокнул пятно на щеке Кили и наудачу мазнул по крышке стола.
— Ты смазал! — воскликнула Кили. Дигби вскинул брови.
— Неужели я слышу в твоем голосе участие? Только не говори, что тебя заботит наш проект.
— Я… но это же глупо — устраивать мазню.
— В этом решение. Мы все цвета смешаем, а потом большую часть краски сотрем.
— О-о. В таком случае… — Она соскребла со щеки кляксу и вытерла палец о стол.
Дигби заворожено смотрел на длинный след на ее голени и как будто примерял его к столу. Потом поглядел на нее, на свое бедро и опять на нее, как бы приглашая. Она приняла приглашение — провела пальцем вверх по бедру и быстро отняла руку. Ощущать ее прикосновение было блаженством.
Но оно же было и пыткой. В наказание он устремил взгляд на яркое темно-розовое пятно на ее рубашке повыше груди и сказал:
— Как мне жаль твою майку!
— Как мне жаль твои шорты.
Патовая ситуация затягивалась. Дигби пожал плечами.
— Давай другой пузырек, а эта краска пускай сохнет.
— Откуда ты так много знаешь об искусстве? — спросила она, пытаясь отвинтить крышку.
— Летом мама записывала меня в художественную студию. Я думаю, она боялась, что у меня, как у отца, будет перевешивать левое полушарие мозга.
— А как твой отец распорядился своим левым полушарием?
— Он конструировал выхлопные системы автомобиля.
— Мой отец хотел быть актером, — сказала Кили, все еще сражаясь с крышкой. — В детстве я воображала, что он станет кинозвездой и пригласит меня в Голливуд в свой особняк.
— Дай сюда. — Дигби взял пузырек и с первой попытки открыл крышку. Он снял ее и вернул краску Кили.
— Твои родители все еще женаты? — почти шепотом спросила Кили, окуная кисть в краску.