Встреча. Повести и эссе
Шрифт:
В митавской газете, издаваемой местными просвещенными кругами, он предлагает к изданию ранние свои стихи. Просит, в силу экономической несостоятельности, о заемном письме, но это пустое дело. У бедняги нет будущего, он и сам не раз желал себе смерти, но потом вновь и вновь оказывался в пути, среди цветущих лугов, с песней на устах:
Навсегда впишу надежду в черный лист, он засверкает бледным серебром надгробным — в ночь ее потом опустят. [108]108
Перевод
В 1817 году он направляется в Россию. Поэт Жуковский, живший тогда в Дерпте [109] , дает ему письмо к А. И. Тургеневу:
Посылаю тебе чудака, поэта, бродягу, ребенка, старика. Он бродит по свету и описывает в стихах свои похождения. У него никогда нет гроша: вся его гардероба (два сюртука, два жилета и, вероятно, двое штанов, с большою трубкою в кармане) всегда на нем. Все его сочинения всегда у него за пазухою; те, которые не могут уложиться, сожигаются.
109
Официальное название г. Тарту в 1224–1893 гг.
Он хочет в нынешнем году выдать по подписке свои песни; подписная цена 1 рубль серебром. Постарайся собрать ему несколько подписчиков, чтоб было что есть в Петербурге. Вообще в его стихах много хорошего, хотя и много беспорядочного. Сам же он необыкновенное явление в свете.
До сих пор еще не начинал он думать о завтрашнем дне. В 15 лет исходил он около 20 000 верст пешком. В Петербурге пробудет две недели; где он остановится, я не знаю. Но если в Петербурге случится ему в чем-нибудь нужда, помоги ему.
Бёлендорф.
Где же нам жить? На скалах — мы будем пасти, Влагу вкушать и пить будем яства сухие. Кто крова захочет, пусть у порога живет или в хижине, рухнуть готовой. Ищи приют на воде. Тебе дано наконец Вздохнуть свободно… [110]В последний раз его видели в имении Маргграфов у арендатора Редлиха. Он воспитывает его детей в немецком духе, преподает им языки, сам сочиняет для них молитвы; утверждает даже, что, готовясь к уроку, посвященному Вергилию, перевел всю «Энеиду».
110
Перевод Г. Ратгауза.
Он собирается напечатать две рукописи: «Марионетки», сборник стихов, публикация за счет автора, и «Журнал куртизанок и мод, дневник невинного, писан в 6341 году, место издания — городок Горация под землей».
На пасху он обращается с письмом к его величеству королю Пруссии Фридриху Вильгельму III.
Сир! Ребенок обладает большим достоинством, чем я. Молю Ваше Величество о дозволении получить еще немного подобающих мне мужских почестей от господина профессора Хербарта в Кёнигсберге, которому однажды Берлин благосклонно оказывал свое гостеприимство в течение всего 1803 года. Нижайше прошу высочайшего Вашего соизволения посвятить Вам старую пьесу Шиллера «Разбойники», заново переложенную мною в ямбах, с опубликованием оной в Кёнигсберге.
Сир! Достоинство каждого мужчины — это подобающая мужчине смерть.
Бёлендорф. А теперь прощай, мой бесценный. Сейчас я полон разлукой. Если соберешься мне написать, адресуй письма на имя купца Ландауэра в Штутгарте. И напиши мне свой адрес.
Бёлендорф выстрелил в себя из пистолета 10 апреля 1825 года в шесть часов утра. Когда Редлих воскликнул: Бёлендорф, что же ты наделал? — несчастный ответил:
Я не хотел. Я точно знаю, что я люблю, но я не вправе назвать это.
Он скончался в тот же день.
Как ты столь одиноким остался в туманах восточной ночи? Твоя
111
Перевод А. Гугнина.
Нежные души легко разрушимы.
Рост шесть футов, волосы каштановые, лоб высокий, глаза карие, нос прямой, свежий цвет лица, губы тонкие, каштановая бородка, удлиненный овал лица, округлый подбородок, плечи широкие, физических изъянов нет, возраст 32 года.
Настоящим свидетельством высшее представительство герцога Вюртембергского в Нюртингене предписывает всем соответствующим гражданским и военным властям обеспечить беспрепятственный проезд, также и в обратном направлении, предъявителю сего господину магистру Гёльдерлину, родом из Лауфена, имеющему намерение проследовать 29 сентября 1802 года из Нюртингена через Блаубойрен и Ульм в Регенсбург.
В Регенсбург на заседание Высшей имперской комиссии, где Синклер, взявший его с собой, ведет переговоры о статусе ландграфства Гессен-Хомбург — впрочем, без особого успеха.
Временами Гёльдерлин оживлен и общителен, потом вдруг снова замкнут и мрачен, люди, застающие его в таком расположении духа, чуждаются его.
Это всего лишь симптомы, которые не вправе оценивать тот, кто не знает совокупности причин, ввергнувших его в подобное состояние, говорит Синклер.
С немецкими представителями почти не удается обменяться доверительным словом. Французы держатся чопорно или подчеркнуто дипломатично. Все хотят денег, и только денег.
Из числа знакомых со времен Раштаттского конгресса они встречают Хорна [112] , теперь он делегат от вольного города Бремена. Хорн по-настоящему образованный, тонко чувствующий человек, он любит слушать отрывки из трагедий Софокла, над переводами которых работает ныне Гёльдерлин.
Люди города родного! Все смотрите: в путь последний ухожу, сиянье солнца вижу я в последний раз… [113]
Весь ход событий в «Антигоне» — это, по сути, нарастающий мятеж, взволнованно говорит Гёльдерлин, весь смысл в том, что, поскольку речь идет о судьбах родины, каждый оказывается затронут неким бесконечным круговоротом событий и, потрясенный, находится словно в замкнутом кругу, в каковом и переживает это бесконечное потрясение. При подобных изменениях даже самые необходимые вещи неизбежно рассматриваются с точки зрения той или иной позиции по отношению к самим происходящим изменениям. Та форма сознания, которая вырастает при этом из трагического, оказывается политической по самой своей сути, точнее, республиканской, ибо… В растерянности он умолкает.
112
Они встречают Хорна. — Фриц Хорн (1772–1844), юрист, в последний раз Гёльдерлин встречался и разговаривал с ним в октябре 1802 г. в Регенсбурге.
113
Цитаты из «Антигоны» Софокла даны в переводе С. Шервинского и Н. Познякова.