Встречи на ветру
Шрифт:
– Тиунова, – окликает меня на проходной мой начальник, – переоденешься, зайди ко мне. Есть разговор.
В последний раз ветер дунул мне под юбку, и я уже в цехе. У нас хорошо. Чистота и свежий воздух. Иначе нельзя. У нас работа такая. Делаем приборы для… Больше ничего не скажу. Наш завод номерной, секретный.
Встреча первая
Тогда я, семнадцатилетняя девушка, приехавшая из южного города Жданов, подала документы в приемную комиссию педагогического института и была поселена в общежитии.
Сочинение я написала на пять баллов, а потом как с цепи сорвалась.
Из общежития погнали, денег осталось курам на смех. Что делать? Посчитала гроши, на билет обратно хватило бы, но не такой у меня характер. Я с малолетства сильно гордая. Что я скажу маме? Мол, прости, мама, дочка у тебя дура. Не стану же говорить, что прогуляла экзамены. Тут Нева и много-много речек и каналов. У нас две реки – Кальмиус и Кальчик. Нева широка, вода в ней темная, но чистая. У нас же в реке вода часто с мутью. Зря, что ли, в Мариуполе один из известных грязевых курортов. С давних времен тут живут греки. Родители мои обосновались в Мариуполе в начале сороковых годов. Папа приехал работать в порт. Он окончил одесское училище. Мама работала в портовой столовой. Где-то я прочла, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Наверное, так и мама охмурила отца своими кулинарными способностями.
Коли начала говорить о родном городе и родителях, то продолжу. В десятом классе я увлеклась учителем истории.
Детская любовь. Был наш историк молод и красив. Грек по национальности. Можете представить. О греках я сказала не зря. Они поселились тут ещё в конце восемнадцатого века. До 1778 года наш город назывался Домахой, или Кальмиусской паланкой. Запорожские казаки в XVI веке основали в устье реки Кальмиус свой военный пост.
В 1779 году городу присвоили имя Мариуполь.
Это и многое другое я узнала из уроков этого самого грека.
Стала я за ним ходить как нитка за иголкой. Скоро он заметил, что я неровно дышу к нему. Или по нему? Не знаю, как правильнее сказать. Дело было ранней весной. Сильные ветры дуют в это время с моря. Мне они нипочем. Сделаю все уроки и пошла на берег. Там мечтается хорошо. Прочла тогда рассказ Грина «Алые паруса» и представляю себя девушкой по имени Ассоль. Азов штормит. Вода в нем темная, злая, и никаких алых парусов. Кто же в такую погоду выйдет в море? Азов коварен. Скольких ловцов удачи поглотил он.
Села на разломанную шаланду и, прикрывшись ладошкой, пытаюсь раскурить сигаретку. В школе нас, таких курильщиков, завуч гоняет, дома папа с мамой высекут.
Ветер задувает одну спичку за другой. Не выдержала и ругнулась вслух. Да так, что и самой стыдно стало.
– Не знал, что ты можешь так ругаться, – оглянулась, а позади стоит он. Мой грек. Я так и обомлела. Стыд-то какой!
– Подслушивать неприлично. – Это у меня привычка такая. Я, когда смущаюсь, то иду в атаку.
– Ты так громко ругаешься, что, наверное, на маяке слышно, и чаек всех распугала, – он еще больше растянул рот в улыбке. – Курить таким молодым девушкам вредно.
– А бывают старые девушки? – продолжаю я напирать.
– Ты права. Старые девы в природе не редкость, а старых девушек нет. – Сел рядом. Меня как молния ударила. Ветер треплет мои волосы,
На днище шаланды сидеть неудобно, но и это мне по фигу. Начало меня бить, как будто в горячке.
– Замерзла? – спросил и не стал ждать ответа. Положил мне руку на плечи, прижал к себе. – Если нас сейчас увидит наш директор, не сносить мне головы. По меньшей мере, он меня уволит.
– По большей мере? – я не унимаюсь, хотя была сама не своя от него.
– По большей мере он отдаст меня правосудию за совращение малолетних.
– Вы что же, меня вот так совратили? – К тому времени я уже кое-что знала о природе половых отношений.
– Люди злые. Только общество, его институты держат народ в рамках. – Я не поняла, о каких институтах говорит историк, но спрашивать не стала. Подумает, что я дура. – Раньше это была церковь, ныне нами управляют из ЦК партии. Был Сталин, потом Хрущев и вот теперь Брежнев.
– А Ленин? – спрашиваю.
– Ульянов-Ленин никогда не занимал в партии какой-либо официальной должности. Он был просто вождем, а в новом государстве стал председателем правительства, которое большевики именовали Совнаркомом.
– Как скучно. – Мне и вправду было все это до оскомины скучно.
– Молода ты ещё. Я же на своей шкуре испытал все прелести их правления. – Чего это он передо мной распинается? – Однако разболтался я, – сказал Валентин Олегович (так зовут учителя). – Да и холодно стало.
Мужчина снял руку с моего плеча, и я тут же почувствовала пронизывающий ветер с моря. Неужели он сейчас уйдет? Сердце мое заколотилось быстро-быстро. И тут я вспомнила стих, что написала вчера ночью. Его я и прочла:
Я такая лапочка! Я такая цаца! На меня, красавицу, не налюбоваться! Я такая умница! Я такая краля! Вы такой красавицы сроду не видали! Я себя, любимую, холю и лелею. Ах, какие плечики! Ах, какая шея! Талия осиная, Бархатная кожа. С каждым днем красивее, С каждым днем моложе! Зубки – как жемчужинки, с каждым днем прочнее, Ножки – загляденье, С каждым днем стройнее. Волосы шикарные — Вам и не мечталось! На троих готовили — Мне одной досталось! Никого не слушаю, коль стыдят и хают, Потому что лучшая, потому что знаю!– Ирина, – он опять положил руку мне на плечо, – это ты написала? – Я кивнула. – А ты большая проказница, девочка, и талантлива.
И тут произошло то, о чем я втайне мечтала. Валентин Олегович обнял меня, прижал крепко и через секунду поцеловал.
– Свершилось, – сказал он, сделав глубокий вдох. – Обратной дороги нет. Ты сердишься на меня?
Я замотала головой так, что мои волосы распушились. Даже заколка отлетела. Тут сильный порыв ветра ударил нам в лицо. Я почувствовала на своих губах соль морской воды.