Встречи с замечательными людьми
Шрифт:
Безапелляционно-верный и исчерпывающий ответ на такой экспромтом поставленный «тонко-философский-вопрос» должен быть еще обусловлен вынесением мне справедливого приговора в моей личной виновности в смысле неточного выполнения взятого на себя тогда обязательства – допить весь оставшийся упомянутый старый кальвадос.
Дело в том, что в течение этого предназначенного для моего отдыха времени я, при всем моем автоматическом желании, не мог ограничиться только теми пятнадцатью бутылками старого Кальвадоса, о которых я упоминал в последней главе первой серии, а мне пришлось велелепную содержимость этих бутылок «комбинировать» с содержимостью других двухсот, тоже одной своей уже внешностью, так сказать, «очаровывающих», бутылок не менее велелепной жидкости под наименованием «старый-арманьяк» таким образом, чтобы вся эта совокупность, именно
При вынесении мне такого приговора о моей личной виновности должно быть принято во внимание и то, что с первого же дня я изменил мое обыкновение пить арманьяк так называемыми «ликерными-рюмками», а стал его пить так называемыми «чайными-стаканами».
А это так я начал делать, мне кажется, инстинктивно вследствие того, очевидно, чтобы и в данном случае могла восторжествовать справедливость.
Не знаю как у вас, храбрый читатель, но «темпность» моего мышления уже установилась и я могу теперь, не насилуя себя, опять начать «мудрствовать» во всю.
Ввиду того что я намерен в этой второй серии между прочим провести и разъяснить семь изречений, дошедших до наших дней от очень древних времен через разные памятники, на которые мне пришлось во время моих путешествий случайно наткнуться и их расшифровать, в каких изречениях нашими далекими предками формулирован смысл некоторых рельефно ощутимых аспектов объективной правды, именно таких аспектов, которые по-моему приемлемы даже современным человеческим разумением, я и начну с одного такого изречения, именно того, которое, кроме того что может хорошо послужить соответствующим фундаментом для начала предполагаемых мною последующих изложений, также явится, так сказать, «связывающим-звеном» настоящего начала с последней главой первой серии.
Это выбранное мною для начала второй серии моих писаний древнее изречение формулировано так:
«Тот только заслуживает наименования „Человек“ и может рассчитывать на что-либо свыше для него уготовленное, кто уже приобрел соответствующие данные для мочи сохранения в целости, доверенных его призору, волка и овцу».
Произведенный некоторыми современными учеными людьми, конечно не из числа водящихся на материке Европа, так называемый «психо-ассоциативно-филологический-анализ» этого формулированного нашими предками давно минувших времен изречения определенно показал, что под словом «волк» аллегорически подразумевается совокупность всей, как основной так и рефлекторной, функционизации человеческого организма, а под словом «овца» – совокупность всей функционизации чувствования, а что касается функционизации мышления человека, то согласно этому изречению она и представляется самим тем человеком, который в процессе своей ответственной жизни приобретал, благодаря своим сознательным трудам и намеренным страданиям, в своем общем наличии соответствующие данные для упомянутой мочи всегда создавать условия возможного совместного существования этих двух разноприродных и чуждых друг другу индивидуальных жизней, и через это мог рассчитывать и может быть сподобиться сделаться вместе с ними обладателем некоторых, в этом изречении упомянутых, уготовлений свыше, предназначенных вообще для человека.
Интересно отметить, что и в числе множества имеющихся и автоматически употребляемых разными азиатскими племенами «поговорок» и так называемых «находчивых-разрешений-хитро-умных-задач» имеется одна, в которой играют роль тоже волк и коза, вместо овцы, которая по моему мнению очень отвечает сути этого самого изречения.
Дилемма этой «хитроумной-загадки» состоит в том, чтобы сообразить и найти разрешение, каким образом человек, в распоряжении которого находятся волк и коза, на этот раз и капуста, принимая во внимание, что без его непосредственного наблюдения и влияния волк всегда может уничтожить козу, а коза – капусту, может перевезти их через реку с одного берега на другой при том условии, что имеющаяся у него лодка выдерживает нагрузку только его самого и одного какого-либо из трех перечисленных объектов.
А правильное разрешение этой народной загадки ясно показывает, что человек может достигнуть и этого благодаря не только своей, долженствующей иметься в нормальном человеке сообразительности, но что он и в данном
Исходя из вложенного в приведенном древнем изречении смысла и беря во внимание суть правильного разрешения только что разъясненной народной загадки, если продумать это все без всяких их предвзятостей, всегда вытекающих от результатов обычного для современного человека, так сказать, «пустомыслия», то невозможно умом не согласиться и чувством не признать, что всякий именующий себя человеком должен, никогда не ленясь и придумывая постоянно всякие, так сказать, «компромиссы», бороться со своими им самим признаваемыми слабостями, чтобы достигать поставленной себе цели, сохраняя в целости доверенных призору его разумности этих двух совершенно противоположных по своей сущности самостоятельных животных.
Кончив вчера вечером это свое, как я назвал, «мудрствование-для-размаха-мысли», сегодня утром, когда, взяв с собой конспективно написанную мною еще в первый год моей писательской деятельности рукопись, из которой я намеревался почерпнуть материал для продолжения начала этой второй серии, я пошел в парк с целью, сидя под деревьями исторической аллеи, работать дальше, я после прочтения первых же двух-трех листов, забыв все окружающее, очень глубоко задумался над тем, как продолжать дальше, и с мыслями, вызвавшими эту мою глубокую задумчивость, просидел там, не написав ни одного слова до самого позднего вечера.
Я был так углублен в эти мои мысли, что ни разу не заметил, как младшая из моих племянниц, в обязанность которой входило следить за тем, чтобы мною обычно употребляемый, особенно при всякой активной как мыслительной, так и физической работе, «аравийский-кофе» не совсем остывал в чашке, меняла его, как я узнал об этом позже, двадцать три раза.
Для того, чтобы вы могли представить себе всю серьезность причин моей такой углубленной задумчивости и понять хотя бы приблизительно трудность создавшегося положения в моем писании, надо сказать, что по прочтении сказанных листов, когда по ассоциации в моей памяти восстановилось все содержание этой рукописи, которую я предполагал использовать для вступления к этой второй серии, мне стало совершенно ясно, что все то, над чем в течение многих бессонных ночей я, как говорится, «кряхтел», теперь, после сделанных мною дополнений и изменений в окончательной редакции книг первой серии, уже совершенно не годится.
Поняв это и испытывая около получаса состояние, которое Молла Наср-Эддин определяет словами: «чувствовать-свое-полное-до-волос-включительно-сидение-в-галоше», я сначала готов был примириться и решил составить вновь всю эту главу. Но после, когда, продолжая автоматически вспоминать всякие отдельные фразы из моей рукописи, в моей памяти между прочим воскресло то место, где – в целях объяснения, почему я с первой же главы моих писаний с беспощадной критикой отнесся к современной литературе, – приводилась речь одного пожилого персидского интеллигента, слышанная мною еще в моей ранней юности, которая по моему мнению как нельзя лучше характеризовала настоящее значение современной цивилизации, я счел невозможным лишить читателя как по этому поводу высказанных, так и вообще всяких других, так сказать, «мастерски-зарытых» мыслей в этой форме моего прежнего изложения, именно таких мыслей, которые для всякого читателя могущего расшифровать их, могут явиться в высшей степени ценным материалом для правильного понимания мною предрешенного к разъяснению в обоих последующих сериях, и сделаю их доступным достоянием всякого «ищущего-истину» человека, еще не совсем потерявшего способность здраво мыслить.
Вот это самое соображение и принудило меня всячески обдумывать, как именно сделать так, чтобы, не лишая читателя всего этого, в то же самое время употребленная мною раньше форма изложения могла соответствовать требуемой теперь форме изложения, после сделанных, как я сказал, больших изменений в книгах первой серии.
Такая резкая разница между изложенным мною тогда и требующимся теперь написать получилась оттого, что в начале этой моей вынужденной новой профессии, в течение почти двух лет, я все писал в первой редакции, т. е. когда я писал все как конспект могущий быть понятным мне только лично, с таким расчетом, чтобы весь предрешенный мною к распространению материал изложить в тридцати шести книгах и каждую книгу посвящать какому-нибудь одному специальному вопросу.