Встречи у метро «Сен-Поль»
Шрифт:
Иной раз после любовных игр Анри засыпал, ему снились кошмары, и он так кричал во сне, что Эстель было страшно слушать:
— Где я возьму вам пятьдесят второй, когда у меня одни сорок шестые! Экзамен из-за вас завалю! Кто не привередничает, тому и сорок четвертый вместо пятьдесят второго сгодится! Не верите — спросите у главного врача! И вообще, носить куртку сорок шестого размера, когда у вас пятьдесят второй, полезно для здоровья.
И так далее.
Она советовала Анри попросить Идновского, чтобы тот выписал ему успокоительное на оставшееся до экзаменов время, но будущий
— С таким же успехом ты можешь задавать свои вопросы мне. Об идише или о чем угодно, — говорил он. — В конце концов, я и сам кое-что в этом смыслю, и спросить могу — у отца, у дяди, да мало ли! Найдутся в квартале знатоки не хуже твоего Золотова и чокнутого Идновского.
— Ты к ним несправедлив. Они знающие, добросовестные специалисты.
— Мешугенеры они, и больше ничего! Знаешь, что значит мешугенер? Это такой чудак: спросят его, который час, — он покажет свое причинное место, а попросят показать это самое место — достанет часы.
— Ну что ты мелешь!
На этом разговор обычно заканчивался.
Зато беседы с аптекарем, к которому она повадилась напрашиваться на чай, не прекращались. Стал снова захаживать, чтобы убить время, и Идновский. Хоть знал, что рискует напороться на пытливую Эстель. Доктор ломал себе голову, как это она ухитряется так точно угадать, когда явиться, — ведь он теперь старался приходить то пораньше, то попозже. Но каждый раз, спустя пять минут, на пороге появлялась мадемуазель Натюрель и направлялась прямиком в подсобную комнатку, где Золотов кипятил чайник. С полминуты она молча слушала, а потом доставала блокнот и принималась строчить в нем и задавать вопросы по очереди то витающему в облаках Золотову, то Идновскому, упорно притворявшемуся глухим, если она уж слишком его допекала:
— Вот вы сказали, что цифровое значение этого слова, умноженное на семь и разделенное на три, позволяет заключить, что лето, когда родился фараон, было очень жарким, но в Египте летом всегда жара…
В таких случаях он фыркал, не глядя на нее:
— Поговорите лучше с господином Золотовым, он моложе меня и больше разбирается во всяких ваших лекциях, профессорах и диссертациях. Я для этого слишком стар.
Эстель переключалась на Золотова, вспугнув его театрально-эротические грезы.
— Ах, мадемуазель Натюрель, — говорил он со вздохом, — вам бы на сцену с вашей скульптурной пластикой! — И ударял себя по лбу. — Вы мне напоминаете мою мать в «Донье Соль» Виктора Гюго.
— В «Эрнани»! Донья Соль — это из «Эрнани», месье Золотов!
Это по-французски «Эрнани», а на идише эта пьеса называется «Донья Соль», — твердо заявлял он, а Эстель, в невольном замешательстве, записывала.
Все это она обсуждала со своим психоаналитиком, которого посещала, будучи
— Не прикасайся к этому, несчастная! — И добавил: — Это я не вам, не вам, мадемуазель Эстель! Что было бы с театром, если б Фрейд стал не врачом, а режиссером еврейской труппы! — Он мечтательно вздохнул.
— Вы хотите сказать… — изумилась она и даже перешла на шепот.
— Не будем об этом, мадемуазель Эстель. Давайте лучше выпьем чаю, вон, я вижу, идет Идновский.
И, глядя на старого приятеля, Золотов звучно произнес:
— Театр согревает душу, как хорошая грелка, не правда ли, доктор?
Премудрость месье Ж. K
Жозеф Культурклиг взял все как есть: и лавку, и товар, и даже продавщицу. Поменял только вывеску; теперь на ней значилось: «Ж. К. — тесть, преемник».
Книжная лавка, которую он приобрел, находилась далеко от квартала Сен-Поль — Бастилия. В Седьмом округе. Тут жили аристократы, богачи или ученые — для нормального человека публика довольно скучная. Был бы выбор, он ни за что не взялся бы торговать книгами на французском и на английском, поскольку сам умел читать только на идише. Впрочем, шил же он когда-то зимнюю спортивную одежду, хоть никогда не стоял на лыжах. А тут книги — какая разница, тем более что от него не требовалось их печатать.
Просто когда его зять, бывший владелец лавки, был близок к разорению, он, вместо того чтобы давать и давать ему деньги в долг без всякой надежды получить обратно, перекупил у него дело. Зять, лишенный коммерческой жилки, пошел куда-то служить и был счастлив, что больше не надо терпеть муки каждый конец месяца. Ну а сам Культурклиг с удовольствием вернулся к активной деятельности — он было ушел на покой, но дома ему не сиделось.
Поначалу он предоставил обслуживать клиентов продавщице. Однако долго оставаться в стороне не мог.
— Послушайте, мадемуазель, — говорил он ей, — вы очень милая девушка и хорошо разбираетесь в книгах, но позвольте я вам покажу, как надо работать. Стойте рядом со мной и подсказывайте, что написано на обложках, остальное я сделаю сам.
Появлялся покупатель. Пока он обходил магазин и разглядывал новинки на прилавке, Культурклиг ему не мешал. Но, увидев, что он, как часто бывает, собирается вежливо распроститься и уйти с пустыми руками, подходил и заводил разговор:
— Извините за беспокойство, но не могли бы вы сказать мне одну вещь: вы по-французски читать умеете?
Покупателю ничего не оставалось, как ответить утвердительно. Тогда Культурклиг продолжал:
— Значит, вам повезло — здесь как раз продается много книг для тех, кто читает по-французски. А идиш вы знаете?
Покупатель, уже с опаской, отвечал «нет».
— А я да. То есть говорить говорю. А пишу не очень. Но здесь, заметьте, книг на идише не продается, только на французском и английском — для тех, кто умеет. Я это к тому, что если вы действительно умеете читать, то почему бы вам не выбрать что-нибудь из того, что лежит на прилавке?