Встречи в зале ожидания. Воспоминания о Булате
Шрифт:
Наверное, есть какая-то высшая справедливость в том, что литературным директором музея Б. Ш. Окуджавы стала Ирина Исааковна Ришина. Она по праву хранит светлый дух этого скромного домика Булата Шалвовича в Переделкине на улице Довженко, 11. Как и для Ольги Владимировны Окуджава, для Ирины в доме живут не музейные экспонаты, а вещи, которые она видела в руках Булата. Он продолжает парить в этом доме, и потому в нем не бывает случайных встреч и вечеров. Любящие друзья берегут ту духовность, которую оставил Булат после себя. Здесь бьется «огонь, неистов и упрям» – творчества и стремления жить не хлебом единым… Дай бог, чтобы хватило
Почти каждый раз, когда мы виделись с Булатом в Переделкине, он спрашивал, что нового сочинено, и просил исполнить, да мы и сами хотели этого. Его реакция была очень важна для нас. Он любил повторять, что для него главное в песне – интонация, верный тон. Может быть, благодаря влиянию Б. Ш. именно так мы стали петь стихи Арсения Тарковского, именно такая пришла музыка…
Получилось так, что Булат Шалвович иногда приглашал нас в свои концерты. Это всякий раз было особое событие. Он был скуп на похвалы, и оттого его редкие замечания мы очень ценили. Не скроем, как было важно для нас то, что Булат Шалвович дал свое «добро» на выпуск компакт-диска «Часовые любви» с его песнями в нашем исполнении. Мы не просто поем и любим эти песни, они нас формировали, жили в нас всю жизнь.
Они – часть нас самих.
Константин Ваншенкин
«ПРИВЕТ, ЭТО БУЛАТ»
Я не раз писал о Булате, иногда печатал – при его жизни и после его ухода. И еще он у меня промелькивает, да и в стихах тоже есть. Примерно через год после его смерти я напечатал в «ЛГ» почти полосу – «Из записей о Булате». Теперь вот опять нашел кое-что в записных книжках и в памяти.
Однажды, рассказывая по ТВ обо мне и моей семье, Булат заметил, что в пятьдесят шестом году, когда мы познакомились, между нами возникло чувство приязни. Фактически это то же самое, что дружеские отношения, но слова «дружба», «друг» затерты и затасканы и уже не воспринимаются, а чувство приязни – как хорошо!
Передача эта называлась «Я улыбаюсь тебе. Вспоминая Инну Гофф [11] ». Она не раз повторялась.
Булат Окуджава. Из характеристики. Он был внимателен к другим и часто столь же эгоцентричен, занят собой. Он был проницателен и доверчив. Он мог быть нежным и презрительным. Был ироничен и сентиментален. Осмотрителен и наивен. Серьезен и смешлив. Кокетлив, добр, нетерпим и снисходителен. Он был наблюдателен и мог не замечать явного. Он был изящен, элегантен и одновременно подчеркнуто небрежен в одежде.
11
Инна Анатольевна Гофф (1928–1991) – писательница, жена К. Ваншенкина (ред.).
В нем сочетались любовь к общению и тяга к одиночеству.
Он звонил и всегда говорил: «Привет, это Булат».
Я отвечал: «Твой голос уже представился».
И он хмыкал, довольный.
Сам обычно снимал трубку сразу, с первого гудка.
Если он бывал не в отъезде, я звонил ему 9 мая (его день рождения):
– Поздравляю.
Он, с живостью: – А я тебя.
Я: – Я тебя не только с общим праздником.
Он тянул: – А-а… – словно бы разочарованно, с притворным кокетством.
Когда-то давно я ночевал у него
Я плохо сплю на новом месте, проснулся рано, долго ждал, пока рассветет, – была зима. Потом встал, посидел, вышел наружу, бродил под соснами. Стояла полная тишина, Шереметьевского аэропорта еще не было. Я замерз, вернулся. Булат всё еще спал.
Он вообще любил поспать, в ялтинском доме, весной, обычно появлялся только к завтраку. Одно время они – Булат, Оля и маленький Булька – увлекались отдыхом на турбазах Дома ученых, в палатках. Меня это удивляло, – Булат ведь был отчасти сибарит. Он объяснил: из-за отчетливо другого общества.
Булат-автомобилист. Сдал на права, купил «Запорожец». Потом у него были «Жигули». К престижным иномаркам относился с полным равнодушием. Это как с гитарой. Корреспонденты не раз спрашивали, какая у него гитара. Думали: что-нибудь особенное. Он небрежно отвечал, что для него это роли не играет. И еще иногда называл цену: кажется, одиннадцать рублей.
Ездил очень аккуратно и уверенно, в том числе при плохой погоде.
Довольно долго мы были с ним членами правления Московского литфонда. Согласились, чтобы иметь возможность при необходимости помочь материально тому или иному бедному стихотворцу или прозаику (пособие, бесплатная путевка). После каждого заседания (раз в две недели) мы обязательно отправлялись ужинать в Клуб. Переезжаем через трамвайную линию на Беговой. Женщина лезет под самые колеса. Я возмущаюсь: – Не видит!..
Булат отвечает спокойно: – Я-то вижу.
Не просигналил ошеломляюще над ухом, не рыкнул мотором.
В 1974 году умер мой однокашник Боря Балтер. В Малеевке, вернее, в деревне за рекой, где он построил дом. Едем на похороны. Булат заезжает за мной на Ломоносовский. На заднем сиденье Искандеры – Фазиль и Тоня. Я показываю, как удобнее выехать на Минское шоссе.
Балтер написал мало. Однако одна его повесть помнится. Первоначально она была напечатана в «Тарусских страницах» и называлась очень невыразительно: «Трое в одном городе». Новое название помогло обратить на нее внимание. Это строчка из Булата: «До свидания, мальчики». Она подходила точно и была позаимствована с разрешения автора.
На полдороге, в Голицыне, остановились у стекляшки, где мы с Фазилем приняли по стакану коньяка, чтобы снять напряжение. Булат, понятно, воздержался, да он никогда и не был сторонником подобных ударных доз.
Народу съехалось много – на автомобилях и на поезде. Здесь были первая жена Бориса Валя и сын Игорь, которых я давно и хорошо знал, и вторая его жена Галя, которую я тоже знал, и обе сестры, их я знал также, и еще всякие знакомые люди.
На поминки мы не остались. И когда уже выбрались на шоссе, посигналив, вихрем обогнал нас Вася Аксенов, а через заднее стекло помахали, обернувшись, Валя и старшая сестра покойного Лана. Лишь в этот момент мы почувствовали, что едем не слишком быстро. Булат не отреагировал – не дернулся, не нажал на газ.