Встречи в зале ожидания. Воспоминания о Булате
Шрифт:
В какой-то из дней Булат Шалвович включил запись, где его песни пели финские исполнители. Это были песни: «Молитва», «Девочка плачет», «Бумажный солдатик». И тут прорывается запись самого Окуджавы – «Песня о молодом гусаре», которая производит ошеломляющее впечатление. Несколько раз по моей просьбе Булат Шалвович читал стихи: «Музыкант», «Дерзость, или Разговор перед боем», «Песенку о дураках», которые, как известно, любят собираться в стаю. Пока я писал портрет, в течение девяти дней одного лета, к нему приходили корреспонденты, артисты, друзья, и казалось, что его дом распахнут для всех.
…не запирайте вашу дверь,пусть будет дверь открыта…То, что он говорил журналистам, он говорил всем одинаково непосредственно и в высшем смысле демократично.
О
Общаться с Булатом Шалвовичем было настоящим счастьем. Лето подходило к концу, и на последнем сеансе он приподнял руку так, как на портрете, и сказал, что может так посидеть. А я уже был настолько захвачен его лицом, что недописанный торс и особенно рука показались мне приемлемыми. Полагаю, что Булат Шалвович и Ольга Владимировна тоже так посчитали. Окуджава должен был уезжать, и кстати пришлась старая истина, что в работе главное – вовремя остановиться. И самая большая для меня награда состояла в том, что этот портрет им понравился. Я его подарил, и когда впоследствии приходил в этот необыкновенно милый и уютный дом, то был рад видеть портрет висящим на стене.
Владимир Спиваков
ПУТЕШЕСТВИЕ ДИЛЕТАНТА
Сати Спивакова
НЕВСТРЕЧА С БУЛАТОМ
Булат Окуджава написал к пятидесятилетию Спивакова стихи-посвящение. И спустя некоторое время Володя ему ответил. В его день рождения 12 сентября мы были в Париже, ожидая прибавления семейства: Анечка, наша младшая дочь, родилась 1 октября, буквально через две недели после юбилея. Володя не хотел отмечать его в Москве, так как вообще не любит пышных сборищ. Я сделала Володе сюрприз – заказала ужин в ресторане, который для него был символом Франции. Он всегда мечтал, «когда будут деньги», пригласить всех в «Максим»». Приехали наши близкие и преданные друзья из Испании, Америки и Москвы и даже Ростропович, который успел прилететь в последнюю минуту. Накануне нам привезли несколько писем и поздравлений. Среди бумаг находился манускрипт, который написал Окуджава, – замечательные, очень грустные стихи, посвященные Володе. Из всех поздравлений они потрясли меня больше всего. И его тоже. Спустя буквально месяц Володя был в Зальцбурге, позвонил мне и попросил включить факс, по которому и переслал мне свои стихи-ответ: «Путешествие дилетанта из Зальцбурга в Вену». Володя очень редко пишет стихи. Они начинались так же, как у Булата, но каждая строчка как бы перекликалась с теми стихами. Мы нашли способ переслать ответ Окуджаве, и, я знаю, стихи ему очень понравились.
К сожалению, Булат Окуджава в нашей жизни – это, как писала Ахматова, «невстреча». Или полувстреча. Они с Володей практически были незнакомы, то есть формально, конечно, знакомы были, но возможности общаться, делиться чем-то они не имели. Оглядываясь назад, понимаешь, что самое драгоценное – время, проведенное вместе с очень интересным человеком. Как-то мы встретились с Булатом Окуджавой в Париже в доме Люси Каталя. Она очень известная женщина, работающая в издательстве «Альбан Мишель». В ее дом нас привела Зоя Богуславская. Жена Окуджавы Ольга очень торопилась в тот вечер его увести, общение не складывалось, Володя хотел с ним поговорить, я тоже надеялась услышать что-то необыкновенное. Но не получилось.
Булат умер в июне, и за полгода до этого в Москве был концерт, на котором «Виртуозы Москвы» впервые исполняли «Раек» Шостаковича. Так сложилось, что в Большом зале сошлось множество официальных лиц – в партере одновременно сидели Наина Иосифовна Ельцина, Чубайс, Лужков со всей своей командой из мэрии. Это было незадолго до выборов 1996 года, уже разразился скандал с Коржаковым, стенка шла на стенку. Спивакова часто обвиняют в том, что на его концертах появляются лица, взаимоисключающие друг друга. Я же не могу закрыть дверь ни перед кем и всегда в меру своих сил достаю билеты всем без исключения. Например, Бари Алибасов со всей «На-На» однажды тоже появился у нас. Накануне мы познакомились на концерте Пендерецкого, выяснилось, что Алибасов его обожает и понимает его музыку как никто. Для него Пендерецкий или Шёнберг – космос, великая музыка. Я не видела ничего криминального в том, что он захотел, чтобы его «мальчики» послушали Моцарта. Правда, потом появились статейки, что «Спиваков и „На-На“ – одной крови».
Я считаю, что музыка – идеальное средство соединить и примирить всех. Референт Наины Иосифовны передал мне ее пожелание увидеться с Владимиром Теодоровичем после концерта и просьбу организовать чай в правительственной ложе. Я, естественно, позвала туда всех – и Лужкова с его «хлопцами», и Чубайса с его пленительной, тургеневского типа женой Машей. Зная привычку Спивакова «отходить» от концерта очень долго, сначала стоя в мокром фраке и принимая поздравления, потом медленно переодеваться, когда уже остались только свои, на что уходит минут сорок пять, я понадеялась занять и развлечь гостей в правительственной ложе, но это было невозможно – все сидели по углам и молчали. Официанты отчаялись – гости отказывались пить и есть. В воздухе как будто «повис топор». Мне стало ясно – положение может спасти только Спиваков.
Я рванула в артистическую, крича сразу всей очереди:
– Ради бога, извините, он сегодня не сможет ни с кем говорить.
Быстро переодела Володю в свитер на голое тело, и мы побежали. В тот момент, когда я выхватила его из артистической, я увидела, что в середине очереди стоит Булат. Эта встреча в канун Нового года, после концерта в консерватории, как вспышка в памяти, которая никогда не угаснет: он – в толпе, Володя к нему кинулся, они обнялись, крепко, быстро, в последний раз. Если бы знать, что в последний…