Встречный бой штрафников
Шрифт:
– Егорыч, возьми одеяло, прикрой ее. – Воронцов ногой прикрыл дверь.
Темников подошел к полатям, срезал веревки, которыми были привязаны кисти рук женщины, накинул на нее одеяло и начал искать ее одежду.
– Товарищ старший лейтенант, во что ж мы ее оденем? Не вижу я ее одежды.
– Где ее одежда? – спросил Воронцов и ткнул стволом автомата унтер-фельдфебеля. – Ну, живо!
Немец был пьян. Недопитый ром стоял в бутылках напротив каждого из них. Видно, пили прямо из горлышка.
Немец вскинул
Следующим он выбрал молодого белокурого танкиста с Железным крестом на груди. Он задал ему тот же вопрос. Немец некоторое время оцепенело смотрел на него, потом тихо произнес по-русски, с сильным акцентом:
– Сейчас, сейчас…
Только теперь, когда Воронцов увидел на гимнастерке в руках у белокурого знакомые узкие погоны старшего лейтенанта медицинской службы, он понял, кто лежал на полатях. Он выхватил из рук немца гимнастерку, юбку, белье, передал их Темникову и сказал:
– К стене! Всем – к стене!
Танкисты все сразу поняли. Двое тут же встали из-за стола и стали у стены. Белокурый побледнел, замотал головой:
– Герр официр, я не был с ней! Я не делал этого! Герр официр! Это против моих принципов! Я никогда не позволял себе так обращаться с женщинами! Поверьте!
– Что он говорит? – спросил Численко.
– Что он не участвовал в этом.
– Врет.
– Егорыч, помоги доктору одеться.
Только раз Воронцов позволил себе оглянуться на Игнатьеву. Она застегивала ремень. Темников помогал ей неловкими движениями. Губы пулеметчика дрожали.
– Раненых они расстреляли, – сказала Игнатова. – Всех. Там, под ольхами.
– С вами был еще кто-нибудь из медперсонала? – спросил Воронцов.
Она узнала его. Он это понял по взгляду, которым она скользнула по нему и тут же отвернулась к окну.
– Да. Две медсестры. Я отпустила их. Еще до того, как они пришли сюда. Девочки успели убежать в лес.
– Егорыч, иди, распряги Кубанку. Там, в кошевке я видел седло. Оседлай.
Темников увел Игнатьеву на улицу. Дверь затворил за собой плотно.
– Становись и ты, – кивнул Воронцов автоматом белокурому. – Будь мужчиной. Это ведь твой экипаж?
– Да. Мы вместе уже три года. – Голос у белокурого дрожал. – Я не дотрагивался до женщины! Клянусь!
Воронцов разговаривал с ним по-немецки, и, видимо, то обстоятельство, что враг говорил с ним на родном языке, оставляло какую-то надежду.
– А кто расстреливал пленных?
Плечи белокурого сразу обмякли, и он шагнул к стене.
Стреляные гильзы катались под ногами, как горох. Сторожка сразу наполнилась запахом порохового
Они вышли из сторожки, плотно притворив за собою дверь.
– Вера Ивановна, где расстреляли артиллеристов? – спросил Воронцов Игнатьеву.
Она сидела в санях, укутанная одеялами. И Воронцов подумал, как хорошо было бы взять с собою и сани.
– Там. – Она указала в сторону черных ольх.
Убитых уже засыпало снегом.
– Мансур, Дикуленок, идите и осмотрите всех. Возможно, есть живые.
Они вернулись через минуту.
– Их убили выстрелами в голову, – доложил Зиянбаев. – Живых нет.
У танкистов был всего один автомат. Но у каждого на поясе висела кобура с пистолетом.
– Иди жратву забери, – сказал Численко Дикуленку. – Оружие тоже.
Вскоре тот вернулся с вещмешком в руках и двумя красноармейскими шинелями.
Снегопад не прекращался. Стало еще теплее. Снег лепился на деревья огромными шапками и время от времени рушился вниз. Они шли гуськом. Раненых тащили на волокушах. Пулеметчик Темников вел под уздцы Кубанку. На лошади, укутанная в одеяла, сидела старший лейтенант медицинской службы Игнатьева. Воронцов слышал, как она время от времени всхлипывала.
Как хорошо, думал Воронцов, когда-нибудь проснуться утром и узнать, что война уже кончилась. Но как она может кончиться, если враг еще здесь, в их лесах и полях, на их дорогах? Проснуться и узнать… Воронцов очнулся оттого, что ударился плечом в дерево. Дерево как будто намеренно остановило его на полпути. Он расстегнул сырой ремешок каски и поднял голову. Дерево было высоким и очень напоминало березу, которая стояла на Варшавском шоссе у поворота на его родное село Подлесное. Он даже потрогал его и понюхал кору. Она пахла так же, как и березы его родины.
На рассвете их окликнул патруль.
– Свои, – ответил усталым голосом Воронцов.
– Стоять! – снова предупредили их из-за сосен. – Свои сейчас в землянках спят. Назовите пароль!
– А ну, иди сюда, недоносок костромской! – закричал Численко. – Я тебе такой пароль назову, что век будешь чесаться!
– Откуда ты знаешь, что я костромской? – снова окликнула их серая хмарь подлеска, но уже несколько другим тоном.
– Да потому что я сам костромской и твои чухломские лапти чую за версту!
– Ладно, земляк, проходи, – засмеялась хмарь.
Так они вышли на позиции обороны соседнего батальона.
Но еще два километра они тащили свои волокуши. В медсанбате сдали раненых. Вошли в первую попавшуюся хату. Предусмотрительный Темников принес несколько охапок сена со двора. И улеглись. Перед сном Воронцов сказал:
– Предупреждаю по поводу старшего лейтенанта Игнатьевой. То, что видели и что слышали, забудьте. Никаких разговоров. Ничего не было. Мы нашли ее в лесу. Все слышали?