Встречный марш

Михайловский Александр Борисович

Скверно, что у Болгарии с самого начала стали складываться плохие отношения с православными соседями. И тут Австрия подгадила — правящий Сербией князь Милан Обренович смотрит в рот австрийскому императору Францу-Иосифу. И в нашей истории сербы в 1881 году заключат с Австрией тайную конвенцию, направленную против России, а еще через четыре года нападут на Болгарию. Вот так-то, Сергей… Наши недруги будут раздувать вражду между балканскими славянами, всячески противясь их союзу.

— Виктор Сергеевич, неужели все так плохо? — расстроенно спросил Серж Лейхтенбергский.

— Не

все, и не так уж плохо, — ответил адмирал Ларионов. — Просто я изложил вам стартовую диспозицию, чтобы вы с первого дня не расслаблялись, а засучив рукава, брались за дело всерьез. От всякого яда есть свое противоядие. И наше появление в вашем мире снимет многие проблемы.

К примеру, Англия сейчас практически выведена из игры. После того как у Пирея была уничтожена их Средиземноморская эскадра, когда британцы потеряли контроль над Суэцким каналом и вот-вот потеряют Мальту и Гибралтар, мощь империи, «над которой никогда не заходит солнце», подорвана надолго, если не навсегда. Наши крейсера активно действуют на торговых путях, ведущих в британские колонии.

Что же касается Австрии, то без поддержки Германской империи она неопасна. Конечно, Вена будет интриговать и натравливать друг на друга вновь появившиеся балканские страны, но не более того.

— Вы полагаете, что австрийцы не решатся начать войну с Болгарией? — с сомнением спросил у адмирала будущий болгарский великий князь.

— Это маловероятно, — ответил Ларионов. — Не беспокойтесь. Максимум, на что они способны — это сделать попытку аннексировать Боснию и Герцеговину, в которую, кстати, уже вошли сербо-черногорские войска, соединившиеся с местными повстанцами. Как докладывает русская разведка, Франц-Иосиф рвет и мечет. Ведь именно он планировал забрать эти территории себе. Вы думаете, почему мы попросили престарелого канцлера Горчакова уйти в отставку «по состоянию здоровья»? Его маниакальное желание участвовать в «европейском концерте» привело императора Александра Второго в Рейхштадт и Будапешт, где граф Андраши сумел вынудить канцлера и государя дать согласие на аннексию Боснии и Герцеговины.

Правда, теперь, когда занятие нашей эскадрой Константинополя и создание Югороссии фактически поставило крест на всех притязаниях австрийцев, они могут забыть о Боснии и Герцеговине. В случае же военного столкновения с нашими объединенными армиями, разгром австрийцев будет еще более сокрушительным, чем битва при Кёниггреце.

— Скажите, Виктор Сергеевич, — замялся Серж Лейхтенбергский, — Османская империя, Британия, а теперь вот Австрия… Вы рушите империи, как карточные домики. Есть ли где предел этому разрушению, и какой во всем этом высший смысл?

— Вы хотите спросить — не настанет ли когда-нибудь черед и Российской империи? — вопросом на вопрос ответил адмирал Ларионов. — Нет, Сергей, не настанет. С нашей матерью Россией мы твердо намерены договариваться. И нынешний император Александр Второй и будущий — Александр Третий, как мы надеемся, сохранят с нами дружеские, союзнические отношения. Еще не поздно мягко и деликатно исправить ошибки, сделанные в 1861 году и направить Россию по новому, куда более правильному и бесконфликтному пути развития.

Что

же касается наших действий в Европе, то поймите, Сергей, мы пытаемся установить в ней как можно более длительный и прочный мир. И ради этого мы стараемся разрядить все известные нам из нашей истории политические мины, устраняя потенциальных зачинщиков будущих войн. Мы миротворцы, и хотим, чтобы после того, как мы закончим переформирование Европы, в ней больше никогда не звучали выстрелы. Поверьте, рано или поздно любая большая европейская война обязательно докатится до России, сея смерть и разрушения.

В нашем прошлом Россия пережила два похода объединенной Европы против нее. И мы не хотим, чтобы это повторилось и в вашей истории. Ради этой цели мы сделаем все зависящее от нас. Если надо, мы будем поступать жестко, даже жестоко. Мы не будем мягкосердечными, как мать Тереза. В данном случае цель действительно оправдывает средства, и горе тем, кто попытается поднять руку на Россию или Югороссию. А так же, Сергей, на союзные с ней страны… — и адмирал многозначительно посмотрел на будущего великого князя Болгарии.

— Да-а, — только и смог выговорить Серж Лейхтенбергский. — Ну и цели вы поставили себе, Виктор Сергеевич. И кстати, кто такая мать Тереза?

— Цель поставлена по средствам, мой друг, — ответил адмирал. — С нашими возможностями было бы стыдно ограничиться захватом проливов и набивать сундуки, собирая пошлины с проходящих судов. Как учили меня в молодости, «будь реалистом — требуй невозможного». Тем более что когда начинаешь всерьез работать, то невозможное быстро окажется не просто возможным, а еще и тем, что потом покажется в порядке вещей. Как говорится, дорогу осилит идущий.

А мать Тереза — была в нашем мире такая известная своей благотворительностью католическая монахиня. Она считалась эталоном доброты и смирения. Но, в общем, это к нашим делам не относится, — адмирал посмотрел на часы. — Идемте, Сергей, время обеденное, и нас уже, наверное, заждались…

1 августа (20 июля) 1877 года, вечер.

Константинополь, усадьба Йылдыз

Майор Мехмед Ибрагимович Османов

А сегодня я провожаю в дальнюю дорогу человека, бывшего совсем недавно моим врагом, а теперь ставшего другом. Отставной султан Абдул Гамид собирался в дорогу. До сего времени он жил вместе с семью женами и детьми в усадьбе своего покойного отца, султана Абдул Меджида I, под охраной наших ребят, которые не столько сторожили почетного пленника, сколько оберегали его от покушений. А желающих прикончить Абдул Гамида было более чем достаточно: тут и упертые мусульманские фанатики-ортодоксы, считавшие, что он предал ислам и перешел на сторону неверных, и их оппоненты, не менее фанатичные христиане, которые желали перерезать глотку бывшему султану и тем самым отомстить ему за убийство буйными башибузуками своих родственников и друзей. Были и те, кто рассчитывал стать правителем пока еще не оккупированной нами части Турции и видевшие в Абдул Гамиде опасного соперника.