Встретимся в полночь
Шрифт:
Рафаэль взял у нее книгу, подумав, что это единственные предки, в которых он может быть уверен, – предки по материнской линии. Его охватила жалость к себе.
– Я имел в виду не такую личную историю. Слишком много привидений.
И он положил книгу на столик рядом с собой, даже не взглянув на нее.
– Ну ладно. О, вот повествование о войне Алой и Белой розы. – Она вынула книгу и начала листать. – А Уэнтвурды были на чьей стороне?
– Почему все только об истории моей семьи? Я не знаю.
– Это
Рафаэль ничего не мог поделать – ему это показалось страшно смешным, и дерзкий тон, которым это было сказано, заставил его рассмеяться. Он покачал головой, поняв, уже не в первый раз, что эта женщина может быть совершенно невыносима. Она дразнила его – его, мастера дразнить.
– Остроумно, – пробормотал он, стараясь говорить шутливо. – Вы неисправимы.
– Я научилась у вас, – возразила она, вздернув подбородок. Но при этом улыбка не сходила с ее лица.
– Тогда вам следовало бы знать, что мастера не стоит искушать.
Джулия сделала к нему несколько шагов, и он заметил, что бедра у нее покачиваются довольно дерзко.
– А вы никогда не слыхали об ученике, который превзошел учителя?
Господи, да ведь они флиртуют!
Грудь у него пылала. Ему страшно хотелось протянуть к ней руку; он представил себе, как хватает ее за запястье и сажает к себе на колени. И целует. Господи, как ему хотелось поцеловать ее!
Она явно почувствовала опасность и отвернулась, все еще довольная, но между ними уже не было этого потрескивающего напряжения. И Рафаэль был ей благодарен. Она вела себя мудрее, чем он.
Джулия села и снова принялась за письма. Некоторое время они молчали. Он делал вид, что не замечает, что она то и дело украдкой бросает на него взгляды. Вдруг она спросила:
– Рафаэль, зачем ваша мать приехала сюда?
Он удивился, как это она посмела задать ему такой вопрос. Неужели она не понимает, что сейчас он отхлещет ее своим языком? Неужели у нее нет ни здравого смысла, ни страха?
Конечно, понимает, и даже лучше, чем кто-либо. И ей вовсе не все равно. Хитрое выражение на ее лице сказало ему, что она готова к его реакции, но все же она задала этот вопрос. Почему же это не вызвало у него раздражения?
Наверное, потому что он многое знал об этой смелой женщине. Она не всегда была такой. Он помнит, что она чуть было не вступила в брак с человеком, который с милой улыбкой похоронил бы ее заживо в мире формальностей, сплетен и жалких мыслишек. Он имел некоторое отношение к тому, что она избежала этой участи, и сознание этого согревало душу.
Но Джулия ждала его ответа.
– Нам нужно было уладить одно старое недоразумение, которое все еще стоит между нами.
Господи! Зачем же он сказал так много! Она нахмурилась.
– Наверное, ее визит увенчался успехом, – задумчиво сказала Джулия. – Вы кажетесь совсем другим. Пожалуй, более спокойным.
– Уверяю вас, ничто в моей матушке не может даровать мне покой. «Разве только если она вернет мне отца», – подумал он.
Но… разве ему нужен Марке? Все это теперь казалось ему таким далеким.
– Наверное, мне не стоило спрашивать. Это не мое дело. – И она отвернулась.
Рафаэль почувствовал, что его пульс отозвался на этот жест, который он так любил.
– Просто я любопытна. Вы так мало рассказывали мне о себе.
Когти. Рвущие когти. Он скрипнул зубами, словно получил удар стальным предметом. Он хотел избавиться от этого.
– В нашей семье есть вещи, – медленно проговорил он, – которые вас шокировали бы. Вряд ли вы вообще могли бы понять их.
Джулия нахмурилась.
– Я бы не стала говорить плохо о нашей семье, но и у нас не все ладно. Может быть, я сумела бы понять ваши проблемы лучше, чем вам кажется, Рафаэль.
Его вдруг охватила невероятная надежда, и на один роковой момент он оказался во власти этих золотистых глаз. Он сказал:
– Моей матери необходима чья-то преданность. Это для нее как воздух. Она вышла замуж за волокиту. К его увлечениям она отнеслась как к полному разрыву их брака. – Он провел пальцем по подбородку, его голос превратился в шепот: – Что они делали друг с другом – это просто невозможно описать.
– А что они сделали с вами? – еле слышно спросила она. Рот его скривился.
– Творцы чудовищ. Помните?
– Рафаэль. – Ее чудные очи стали печальными. – Вы не чудовище.
– Я им был. Посмотрите, что я сделал с вами. Вы можете это простить?
Она прищурилась:
– Я этого никогда не прощала.
– Да? Вот милая девочка.
– Хорошо, что вы мне рассказали. Мне бы хотелось… – Она замолчала, и он увидел, что она обдумывает, можно ли сказать то, что у нее на уме.
– Говорите же, – подстегнул он, желая знать все.
– Почему… почему вам было важно доказать, что любви не существует?
Ах, какой неприятный вопрос! Рафаэль даже слегка рассердился. Он ничего не мог сказать такого, что не походило бы на жалость к самому себе. А этого нельзя было допустить.
И Рафаэль замкнулся в себе. Откровенное настроение этого вечера иссякло. Это все. На большее он не был способен.
– Меня это забавляло, – сказал он. Но голос его звучал так ровно, что вряд ли она ему поверила.
С инстинктивной чувствительностью, которая считается присущей женщинам, но доказательств чему он никогда в жизни не встречал в других представительницах женского пола, Джулия опустила ресницы и сказала: