Вся la vie

Трауб Маша

– С папой.

Папа появился на обеде в ресторане. Нам пришлось брать Степу с собой – не оставлять же ребенка голодным. Папа казался нормальным, во всяком случае, трезвым. Он даже не удивился, что сын сидит с посторонними людьми и ест макароны.

– Все нормально? – спросил он сына, когда я открыла рот, чтобы доложить о том, что делал его сын всю первую половину дня.

Степа опять пожал плечиками и улыбнулся.

– Побудь еще здесь. Мне позвонить надо, – сказал папа мальчику и обратился к моему му-жу: – Пусть с вами побудет.

Муж кивнул. Степа провел с нами два полных дня. Его папа приходил утром, пожимал руку моему мужу

и велел Степе «не куролесить». За сыном он приходил вечером и опять пожимал руку моему мужу. Я люблю детей, но к концу второго дня меня трясло. Потому что пока мой муж водил мальчишек на море, читал им книжку и играл в мяч, Степин папа делал то же, что и я. Я обычно лежу на солнцепеке и двигаюсь только для того, чтобы перевернуться со спины на живот и обратно. Мой муж называет этот процесс загорания «на вертеле». Так вот Степин папа тоже лежал. В тени и с пивом.

На третий день Степин папа лежал не один, а с девушкой. Нет, скорее, с женщиной. Вот на это я и среагировала. А еще на то, что Вася стал ревновать своего папу к Степе. А Степе Вася надоел – ему было интереснее играть с дядей. Теперь любая игра заканчивалась скандалом. Если Васин папа отдавал пас Васе, то обижался Степа, если Степе – то начинал злиться Вася. Пробовали установить очередность. Без толку. Потому что нечестно. И считалка нечестно, и орел-решка – нечестно, и уступать, как другу – тоже нечестно.

С чтением тоже не заладилось. Вася хотел один рассказ, Степа другой. Муж уговаривал Васю согласиться со Степой. Вася соглашался, но в этот момент «передумывал» Степа. В общем, надо было их разводить по разным углам, тем более что Степа был, конечно, хорошим мальчиком, но даже не дальним родственником.

Муж тоже заметил женщину рядом со Степиным отцом.

– Степина мама приехала, слава Богу, – сказал муж.

– Это не мама, а любовница, – ответила я.

– Нет, это мама, не будет же он на глазах ребенка…

Муж у меня святой человек.

Обычно по весне муж уговаривает меня поехать в пансионат. Хотя бы на выходные.

Он любит Подмосковье – сосны вокруг и тишина. Можно гулять, спать, жарить шашлыки, сидеть на лавочке, подставив лицо солнцу.

У него есть любимый пансионат. Когда-то в этом старом «номенклатурном» оазисе у его родителей была половина госдачи. Эта дача до сих пор стоит. Там теперь живет партийный лидер. Только сарайчик, где мама мужа хранила ведра и лопату, снесли. Беседку для барбекю поставили. Муж идет по тропинке и невольно поворачивает голову в ту сторону. Родителей его уже нет, а дача есть. Мне кажется, что он хотел бы заглянуть в окна или даже зайти внутрь. Просто постоять хотя бы минутку. Но не может себе этого позволить. Поэтому он позволяет себе снять номер в корпусе, чтобы два дня гулять мимо той дачи и подходить к подстриженной туе, на которой в детстве вырезал ножом первую букву своего имени.

Там, конечно, многое изменилось. Появились, помимо столовой, рестораны. Но муж рестораны игнорирует. Мы ходим в «ту» столовую. «Та» официантка, которая ставила перед мужем в детстве компот из сухофруктов, теперь сидит за кассой и считает заказы. А компот, уже перед Васей, ставит ее дочка. Муж дорожит этой преемственностью поколений.

Из старых развлечений остался бильярд. Там работает еще один человек, который помнит родителей мужа. Таких людей с каждым годом становится все меньше. Муж заходит в бильярдную и пожимает ему руку. Этот начальник бильярдной – я, кстати, ни разу не видела его иначе как в белой

рубашке и бабочке – счастливый человек, как мне кажется. Он прожил жизнь играя. В бильярд. А когда откладывал кий, брал в руки гитару и устраивал импровизированный концерт. Все, кто был на тот момент в бильярдной, тоже откладывали кии и садились на мягкие диваны – курить и слушать песни своей молодости. Бильярдист был своего рода бардом.

Из местных достопримечательностей – два бара. Один когда-то был детским кафе-мороженым, другой – взрослым, чисто выпить. В этом втором баре, как рассказывал муж, даже в годы «сухого закона» можно было культурно посидеть. Мороженое в первом было не всегда, а коньяк «Три звездочки» во втором – святое дело.

Бары – в разных корпусах. Территория огромная. Сейчас на входе в бывшее кафе стоит бочка с вином и краником. И водки нальют хоть в десять утра. Только мороженое по-прежнему подают по три шарика в железных розеточках. И шоколадной стружкой посыпают. Отдыхающие выпивают что-нибудь легкое в первом баре и идут «гулять» во второй. Там после прогулки заказывают что покрепче. Уже традиция.

В вестибюле корпуса, где находится второй бар, стоит клетка с попугаем. Мой муж утверждает, что этот попугай – как минимум его ровесник. Это он сказал, когда услышал, как женщина-администратор шикает на детей: «Не пугайте птицу». На него тоже так шикали в детстве. А он с другом, как и эти дети, стучали по клетке и засовывали пальцы между прутьев.

Вообще-то примет времени в этом пансионате много. На мой взгляд, взгляд другого поколения, даже слишком. Утренний жиденький кофе с цикорием, сваренный в кастрюле. Гуляш с гречкой – на завтрак, кефир с ватрушкой – на полдник. Официантки возят тарелки на двухъярусных тележках. Ждут, когда за столиками соберутся все отдыхающие – чтобы два раза не ездить. К «заезду» – вечеру пятницы – они утюжат юбки из парадного комплекта формы и делают укладку в местном салоне красоты. Одна из девушек сидит за столом, выставленным посередине между двух рядов – за ним раньше оформляли талон на питание и «прикрепляли» к столику, и раскладывает салфетки веером.

Что еще? Пододеяльники с прорезью в виде ромбика посередине. Шерстяные тяжелые одеяла бордового цвета. Если укрыться с головой, то рискуешь задохнуться. Двуспальная кровать – два узких ложа, сдвинутых вместе. Посередине дырка. Ночью все время в нее скатываешься. Сервизные чашки с клеймом пансионата на дне. Номера с удобствами и душевыми в общем коридоре в старом корпусе, потому что корпус – памятник архитектуры. Там же сушилки для рук с красной кнопкой и зеркалом. Пока опять не нажмешь кнопку, будут гудеть. Современным детям нравится. Они щелкают красной кнопкой, пока сушилка не начинает пахнуть горелой пластмассой. Сломанный бачок в туалете в новом, недавно отремонтированном в стиле евро, корпусе. Ремонт сделали, а туалет все равно течет. Фен для волос в ванной. Уже с отбитым корпусом. Сушишь осторожно, чтобы волосы не замотало внутрь.

Из новшеств – бассейн. Чистенький, с современной очистительной, но с советской проходной системами.

Без справки от врача – нельзя. Без шапочек – нельзя. Больше 45 минут – нельзя. Правда, и врач рядом в кабинете сидит, и шапочки в киоске-магазине продаются.

– Я не буду голову мочить, – сказала я женщине на выдаче полотенец. – Можно я без шапочки?

– А вы все сначала голову не мочите, а потом неизвестно чьи волосы на фильтр наматываются. Не мои же… – ответила она и полотенце не выдала.