Вся правда и ложь обо мне
Шрифт:
Откидываю волосы назад, принимаю позу с расчетом, чтобы подчеркнуть все достоинства фигуры, а может, и наоборот, это уж как получится, делаю глубокий вдох и открываю дверь.
– А-а, – я сникаю. – Это ты.
Папа смеется.
– А ты кого ждала?
– Никого. У нас же два ключа – разве нет?
– Два. И оба они здесь, в номере. Мы решили, что второй ключ на завтраке нам ни к чему.
– Элла, – вмешивается мама, – с тобой все хорошо, дорогая? Ты что-то бледненькая.
Я срываюсь на ней. Ничего не могу с собой поделать.
– Послушать тебя, так я всю жизнь бледненькая.
– Элла!
Я сразу сдуваюсь.
– Извини. Просто мне не терпится сходить куда-нибудь. Мы же в Рио, понимаешь?
Мама тоже идет на попятный. Обнимает меня и прижимает к себе так крепко, что я тычусь лицом в ее волосы.
– О, прости, дорогая! Понимаю, столько всего навалилось сразу. Давай немножко разберемся, что к чему, и выйдем на солнце. Я же знаю, как тебе хочется увидеть пляж, и днем там наверняка безопасно, если не брать с собой никаких ценностей. Неподалеку есть и торговые центры, и все такое, так что сначала посмотрим пляж, а потом попросим вызвать нам такси к отелю и поедем накупим тебе всего, что только понадобится, – она бросает на меня взгляд и снова отводит глаза. – А если тебе уже надоел этот цвет волос и ты хочешь вернуть себе прежний, чудесный и светлый, – только скажи! Устроить это проще простого.
Я хмурюсь. И не отзываюсь на последнее предложение.
– Одежды вполне достаточно, – говорю я. – Спасибо.
Постараюсь быть хорошей. Никаких вспышек и истерик, несмотря на то что мои родители – противные зануды, вечно отгораживают меня от мира и наверняка не дадут мне поговорить с тем парнем.
А я хочу поговорить с ним. И открыть сейф тоже хочу. Но поговорить с ним – все-таки больше. А еще мне нужна одежда.
Да, мама желает мне только добра, но мне ведь скоро восемнадцать. Они отпускали меня гулять по городу одну с одиннадцати лет, а теперь вдруг будто помешались на гиперопеке. Но мне не терпится выйти на солнце, увидеть пляж, подышать, осознать, наконец, что я на самом деле здесь, поэтому я беру себя в руки. А сейф попытаюсь открыть в другой раз, попозже.
– Спасибо, – говорю я и заставляю себя улыбнуться маме. – Извини. На пляж – это было бы замечательно. Спасибо.
От облегчения, которое на миг отражается у нее на лице, мне становится совестно.
Середина дня. Мы уже походили по магазинам, и теперь я сижу на самом настоящем, песчаном, роскошном пляже Копакабана со скетчбуком на коленях и рисую пляж, камни и горы с натуры. Солнце светит мне в лицо, я старательно изображаю, что полностью поглощена рисованием, а сама тайком прислушиваюсь к тому, как перешептываются родители. Сосредоточенно хмурюсь (на самом деле притворяюсь), и спустя некоторое время они начинают говорить чуть громче. Я напрягаю слух, чтобы различать слова, и слышу, как мама сообщает:
– В гостинице запросили целое состояние.
Папа отвечает:
– Ничего необычного, они всегда так делают.
Продолжаю слушать, но оказывается, что они обсуждают стоимость содержания Хамфри в недорогой кошачьей гостинице.
Значит, мои родители вообще не планировали эту поездку. Мне стыдно перед Хамфри. По своей воле я бы ни за что не уехала, не попрощавшись с ним. Я бы приласкала его, поговорила с ним, объяснила, почему уезжаю и когда вернусь. Он будет скучать и по мне, и по Бэлле. А я сегодня провела без Бэллы почти весь день. И страшно рада этому.
Надо выяснить, что все-таки происходит.
И найти того парня.
Смотрю, как крошечный малыш плещется на мелководье. Копакабана совсем не такая, как я ожидала, хоть точно знала, как она выглядит, и в прошлом году даже нарисовала огромную картину с почти таким же видом. Я же рисовала с неподвижной фотографии, а теперь делаю наброски с натуры, и все вокруг удивительно живое. Кого тут только нет. Компания суперских парней в крошечных плавках носится туда-сюда неподалеку, и я не могу удержаться, чтобы не поглядывать на их скульптурные тела. Все они черные и лоснящиеся. Мышцы рельефно выступают под кожей, ни на одном нет ни унции жира. Они совсем не похожи на обычных людей – таких, как мои родители и я. Впервые вижу, чтобы человек в реальности выглядел так, как эта компания.
Снова вспоминаю парня в отеле. И каждой частицей своего существа хочу к нему.
Мама малыша берет его за руку. Мимо проходят торговцы, продают арахис и темные очки. Вдоль набережной – ряд маленьких кафе с едой, кофе и пивом. Здесь есть все, чего только можно пожелать. Мой рисунок прямо распирает от жизни, которую я втиснула в него.
Мимо пробегает женщина в крошечном купальнике, из которого все вываливается, а никому и дела нет. На любом британском пляже ее засмеяли бы, я точно знаю, а здесь никто даже внимания на нее не обращает.
Я дорисовываю мелкие детали бугристых скал, торчащих из воды. Вдалеке плывет дымка, то скрывая из виду, то снова открывая зеленые холмы.
– Приятно видеть тебя довольной, – говорит папа.
Я делаю вид, будто дуюсь, но ничего не получается, и оба смеются. С тех пор как мы здесь, мама заметно расслабилась, и это тоже приятно видеть, а я ведь на самом деле хочу, чтобы она была довольна и счастлива, потому что чем меньше она встревожена и напряжена, тем слабее ощущение опасности вокруг нас.
– Ты же всегда говорила, что хотела бы побывать здесь, – говорит мама, глядя на мой рисунок и улыбаясь.
Я киваю. Пусть думают, что этого достаточно, что Рио, солнце, коротенькие джинсовые шорты, топики, сандалии, скетчбук и карандаши, которых они мне накупили, помешают мне привести свой план в исполнение.
Откладываю скетчбук и улыбаюсь родителям.
– Ну вот, – говорю я, – теперь можно и достопримечательности посмотреть. Давайте сходим куда-нибудь.
Они смеются и переглядываются. Мама пожимает плечами.
Конец ознакомительного фрагмента.