Вся трилогия "Железный ветер" одним томом
Шрифт:
Разочарование и надежда на простые решения бросили под ноги «семеркам» весь мир.
В дверь постучали.
— Войдите, — пригласил доктор наук и с опозданием вспомнил, что все помещения на субмарине звукоизолированы. Следовало нажать специальную кнопку, тогда снаружи, в коридоре, зажигалась специальная лампочка, свидетельствующая о желании и готовности хозяина каюты принять гостя. Кнопка оказалась погребена под катушками с магнитной проволокой, и освободить ее, не обрушив лавину со стола, оказалось не просто. Но возможно.
— Позволите? —
— Конечно, — Егор Владимирович вполне искренне обрадовался визиту капитана… нет, командира. Только сейчас он почувствовал, насколько устал от многочасовых бдений с наушниками и блокнотом.
— Наши посиделки становятся традицией, — заметил Крамневский, подыскивая место, чтобы присесть. В лаборатории доктора наук, казалось, не осталось ни одного квадратного сантиметра, свободного от бумаг, пленок и разнообразных приборов. Разве что на полу. — Только чая у меня с собой нет.
— Сбоку, — подсказал ученый, но Илион уже сам нашел откидное сиденье на стене. — Ничего, перетерплю.
— Хотел было вызвать вас на мостик, — сообщил моряк, садясь и вытягивая ноги, насколько это было возможно в тесноте каюты. По тому, как он двигался и опирался на стену, было видно, что командир тоже очень устал, хотя и старался скрыть это. — Но решил, что не стоит лишний раз дергать вас. Вот, зашел сам.
— Хотите узнать что-то конкретное? — деловито уточнил Радюкин. — Или все сразу?
— Конкретных вопросов у меня, пожалуй, нет, — немного поразмыслив, ответил Крамневский. — Точнее, их слишком много. Откуда такое фантастическое опреснение забортной воды? Почему странно искажена вся система океанских течений? Почему по всей Атлантике непрекращающийся шторм, да такой, что уже потеряли одну антенну? И так далее. Поэтому, наверное… все сразу. У вас есть какие-то предположения? И прежде всего, конечно, вопрос вопросов.
Радюкин подумал над тем, что этот визит есть своего рода высшая степень уважения со стороны командира военного корабля. Какой-то особой формы уведомления командира о результатах научных изысканий не предусматривалось, и Илион мог одним мановением пальца вызвать к себе доктора, как и любого другого члена экипажа. Но вместо этого предпочел придти самолично.
Ученый покачался на рабочем стуле, словно проверяя его на прочность. Это простое движение послужило заменой привычно вышагивания по кабинету — доктор привык говорить стоя или на ходу. Подводник терпеливо ждал.
— Прежде всего, скажу, что все нижесказанное есть исключительно догадки и гипотезы, для однозначных заключений все еще катастрофически мало данных, — Радюкин мимолетно удивился, как легко и гладко, почти автоматически складываются привычные академические формулировки. Все-таки кабинетная школа никуда не денется, даже если лекция проходит на глубине трехсот метров в бушующей свирепым штормом южной Атлантике. — Как я понимаю, «вопрос вопросов» — это зачем им вторжение к нам?
— Да, — коротко ответил Крамневский.
— Повторюсь, пока можно только гадать… Но гадать уже более-менее обосновано. Насколько я могу понять, в основе всего лежит чистая экономика
— Экономика? — переспросил Илион.
— Да, обычная экономика. Хотя вам она, почти наверняка не покажется таковой.
Радюкин взял со стола карандаш и слегка постучал по нему кончиками ногтей. Еще одна давняя привычка, пришедшая из далеких времен, когда юный Егор очень боялся публичных выступлений и брал в руки карандаш или ластик, как бы переливая нервозность в посторонний предмет. Страх ушел, а привычка осталась.
— Небольшая преамбула. Следует отдавать отчет в том, что перед нами не наша культура, не наш социум. Классическая ошибка не слишком искушенных социологов, изучающих закрытые сообщества — стремление оценить их как родственные своим, только с некоторыми косметическими отличиями. Когда у нас старались разгадать мотивы вторжения, то поневоле ориентировались на собственные представления. Естественно, что загадку решали главным образом по методике «как и почему поступил бы я?». Мы даже представить себе не могли, насколько… болен местный мир, какими страшными патологиями он одержим. И я склонен считать, что в силу этого все наши теоретики ошиблись.
— Теория бегства или переселения кажется вполне убедительной, — отметил Крамневский. — Особенно глядя на то, что творится вокруг. Не могу сказать относительно общества, вам виднее, но… океан здесь действительно… болен.
— Бегство или переселение изначально сложно рассматривать как первопричину. Слишком малые силы для полноценной агрессии и полного завоевания. Кроме того… — Радюкин порылся в бумагах. — Кроме того, судя по тому, что господин Трубников выловил из эфира, в частности, из переговоров капитанов кораблей, все эти климатические эффекты начались примерно полгода назад. Так что, я думаю, означенные аберрации могут быть побочным эффектом «пролома» между мирами, но вряд ли являются причиной и поводом.
— К чему тогда склоняетесь вы?
— Деловая операция. Бизнес-предприятие, — сообщил Радюкин, с легкой улыбкой ожидая вполне предсказуемую реакцию собеседника.
Подводник подумал, почесал затылок, покрытый короткой щетинкой отрастающих волос. Высказанная ученым мысль была бредовой по своей сути, но командир все-таки постарался добросовестно ее обдумать и найти какой-то скрытый смысл. Не нашел и воззрился на Радюкина, ожидая пояснений.
— Доктор, давайте без драматических эффектов, — с холодной вежливостью попросил он. — У меня слишком много дел и слишком мало времени, чтобы разгадывать ребусы.
— Простите, — искренне извинился Егор Владимирович. — Даже ученые иногда любят пошутить, пусть и не всегда уместно.
Радюкин положил карандаш и начал объяснение.
— На самом деле все достаточно просто, если, как я уже говорил, понять, что мы имеем дело с совершенно иным обществом. И у этого общества совершенно иные ценности и представления о морали… — взгляд ученого упал на одну из катушек, и его передернуло от недавних воспоминаний, от такого даже закаленная психика могла дать трещину. — Давайте представим себе социум, который живет войной… представили?