Вся жизнь — игра
Шрифт:
Маргарита сбила грудью бокал — и багряная жидкость начала медленно растекаться по белоснежной льняной ткани.
Между их лицами встало преградой пламя свечи — Георгий затушил фитилек пальцами.
Стало темно, и в этой бархатной тьме их губы соприкоснулись… Едва-едва, почти неосязаемо. Так зимой касается лица снежинка — и тут же тает…
И Маргарита услышала — не слова, а скорее просто выдох:
— Милая… солнце мое…
Вот она, желанная страна счастья, что скрывалась за нарисованным на холсте камином. И
Каким он все-таки может быть нежным, этот человек-скала! И каким горячим умеет стать этот вечно ледяной айсберг…
…Они занимались любовью, будто исполняли ритуальный танец. То плавно покачивались на волнах нежности, словно паря в воздухе, не чувствуя под собою сбившихся в комок простыней… То схлестывались в неистовой схватке, как злейшие враги. Враги, которые не могут друг без друга.
Кассета с музыкой давно кончилась, и теперь тишину нарушали лишь вздохи и стоны, ритмичные, как сложная мелодия.
— Тебе хорошо? — задыхаясь, спрашивал Георгий.
Вопрос доходил до сознания не сразу, и немного погодя Маргарита отвечала, с трудом складывая звуки в слова:
— Еще бы!
И этот заторможенный, благодарный ответ наполнял его новой энергией.
Как загадочные созвездия, мерцали в темноте капли пота на обнаженных телах. Золотое платье, более не нужное, валялось на полу, словно шкура льва, подстреленного удачливым охотником.
Не льва — Львицы.
Не убитой — взятой в плен.
В такой желанный, такой чарующий плен!
Боже, что за наслаждение…
— Я закричу…
— Кричи!
Кто из них закричал? Маргарита не поняла. Может, громыхнул за окнами раскат грома?
Сладко и страшно.
Как будто летишь в пропасть, и неясно, падение это или свободный полет. Поглотит тебя бездна или примут небеса, лаская пухом облаков…
— Солнце мое… солнце…
— Гера… мой Гера! Мой…
— Твой!
Какие у него руки… большие… как легко они обхватывают ее пышную грудь! Да что грудь — кажется, он легко может накрыть ладонью все ее тело, целиком! И сжать в кулаке… Пусть сожмет!
Сожми же!
Какие у него губы… жадные… он пьет женщину, как вино. Шато-Марго… Марго… королева.
— Моя королева…
Пей же, напейся допьяна, чтоб обессиленно упасть, чтоб больше не сдвинуться с места… и не исчезнуть, как ты исчезаешь обычно.
— Волшебница, — шепчет он одурманенно.
И вновь губы заняты жадными поцелуями.
Рита на секунду отрывается:
— А завтра… ты не уйдешь?
— Завтра уже наступило.
— Не уйдешь сегодня?
— Не уйду.
— Поклянись!
— Клянусь.
Все хорошо. Можно больше не тревожиться. Просто довериться и раствориться.
И она растворяется.
Маргарита
Быстрый, внезапный испуг: неужели все-таки ушел? Или даже уехал? Ведь за ним такое водится.
Нет, вот он, Георгий, здесь. Расхаживает по комнате, уже одетый. Не во вчерашней белой тройке, а в джинсах и рубашке-поло.
Но почему он поднялся в такую рань? Ведь за окнами едва занимался розовый южный рассвет.
Говорить не хотелось. Хотелось лежать и нежиться. Рита стала натягивать на себя одеяло, и это движение привлекло внимание Георгия.
— Мы проснулись? — ласково проговорил он. — Вот и хорошо. Подъем.
— Как — подъем? Я обычно встаю не раньше…
— Я в курсе, — он не дал договорить. — Но то — обычно. А сегодня у нас необычный день.
— У нас? Мы будем весь день вместе?!
— Я же поклялся. Никуда я от вас не денусь, госпожа моя. Но и вы от меня — тоже.
Маргарита мигом соскочила на пол. Неужели мечта сбылась? И он, этот надменный гордец, останется с нею?
Тогда — конечно, надо вставать. Тогда грех тратить время на сон. Если с ним — то она готова была бодрствовать все двадцать четыре часа в сутки.
Юркнула в ванную, пустила прохладный душ на полную мощность. Пусть острые струйки промассируют кожу, сделают ее розовой и эластичной, прогонят остатки дремы. Пусть глаза сегодня засияют ярче обычного, а волосы лягут самыми пышными волнами. День рожденья по-настоящему начался лишь к ночи, так пусть же он продолжается!
Не вытираясь, влезла в висящий на крючке махровый халат, впитавший запах Его тела. Как тепло, как уютно.
А в гостиной на столе Маргариту уже поджидал утренний кофе. Напиток был сварен точь-в-точь в ее вкусе.
— Вы очень внимательны, — растроганно сказала она.
— Стараюсь, — кивнул Кайданников.
Лучше бы, конечно, он подал чашечку ей в постель, но и так замечательно.
Все-таки между ними вновь возникла некая дистанция — быть может, оттого, что они продолжали общаться на «вы». Как будто не было этой неповторимой ночи.
«Ну что ж, Ваше Величество, — без огорчения обратилась Маргарита сама к себе. — С королевами только так и разговаривают. Монархи не терпят панибратства».
Кофе выпит, и, кажется, никакого завтрака пока больше не предполагается. Да и какой может быть завтрак на рассвете!
Хотя… она с удовольствием расправилась бы со вчерашней форелью, которой так и не успела отведать. Интересно, Георгий убрал нетронутые яства в холодильник или просто распорядился унести все из номера? Она так крепко спала, ничего не слышала.
Но не спрашивать же его о еде!
Проголодается — сам предложит составить ему компанию.
Маргарита заглянула на дно чашечки: не удалось вчера погадать на кольце, так можно теперь, на кофейной гуще.