Вся жизнь — игра
Шрифт:
К тому же все тело зудело, и Рита то и дело почесывалась, как блохастая кошка. Ее прекрасная нежная кожа сползала ошметками, и тело покрывалось безобразными ярко-розовыми пятнами, будто лишаями.
А у этого гада был ровный бронзовый загар, у него не болел красный облупленный нос, не стучали от холода зубы…
Да ему все нипочем и совершенно плевать на страдания и лишения, которые она по его милости испытывает.
Она отодвинулась подальше, забилась в угол кабины и решительно пресекла его
— Не трогай меня! — голос вдруг стал противным и истеричным. — Терпеть тебя не могу!
— А я слышал, что гроза обладает мощным сексуальным стимулом.
— У тебя одно на уме! Вызови сюда своих шлюшек и с ними проводи эксперименты! — взвизгнула она.
— А тебя я больше не возбуждаю? — цинично усмехнулся он.
Риту аж передернуло от нахальной мужской самоуверенности. Да он просто пользуется ей, как какой-нибудь Лизкой!
— Я тебя ненавижу! — прошипела она.
— Что ж, ненависть тоже сильное чувство, — спокойно отозвался он, устроился поудобнее и тут же демонстративно захрапел на весь джип.
Животное! Да где были раньше ее глаза? Как она могла вообразить, что можно полюбить такого… такого…
…Хмурое серенькое утро едва занялось после ночной грозы. Солнца не видно сквозь сплошную пелену туч.
Противно, зябко… Ноги по щиколотку увязают в чавкающей грязи.
На пороге палатки валяется в луже грязная тряпка. Это Ритино вечернее платье стало такого невозможного серо-черного цвета. Видно, вывалилось ночью под дождь, когда они впопыхах перебирались в джип…
Или он нарочно извалял его в грязи, чтобы ей не в чем было вернуться в город?
Рита нашла мыло, подобрала с земли платье и растерянно глянула на ручей. Вода в нем еще грязнее, чем в луже, желто-серая, густая, как кисель, пузырящаяся…
Георгий как ни в чем не бывало приводил лагерь в порядок. Развесил на кустах спальники для просушки, проложил по раскисшей поляне дорожку из плоских камней…
— Не старайся зря, — процедила сквозь зубы Рита.
— Мы все равно не можем уехать, пока не подсохнет дорога, — безмятежно отозвался он.
— И долго мне этого ждать?
— Ну, может, к вечеру… — неопределенно пообещал Георгий.
Рита молча отвернулась и демонстративно прошлепала по грязи рядом с дорожкой.
— Ты сегодня прекрасна, как никогда! — насмешливо бросил он ей вслед.
Рита ободрала очередной лоскут кожи и всхлипнула от жалости к себе… До чего он ее довел! Волосы повисли грязными сосульками, слиплись от пота и морской воды, стали жесткими… Нос торчит посреди лица красной пуговицей и тоже шелушится… И все тело болит — не дотронуться.
Вот в чем коварство солнечного ожога: кажется, что все обошлось, залечилось, а потом — бац! — и облезаешь как драная кошка.
Она добралась до выступающей в море
Мыло совершенно не мылится, она уже извела на свое платье почти весь кусок, а оно все не становилось прежнего золотистого цвета.
Даже кожа на пальцах стерлась с непривычки, и соленая вода больно разъедала ранки…
Ну за что ей такие мучения?!
Рита разложила на скале кое-как отстиранное платье и прижала несколькими камнями.
Остаток мыла она потратила на себя, осторожно, чтобы не коснуться медуз, прополоскала волосы и отскребла с тела налипшую грязь.
Робкий луч солнца выглянул из-за туч, и что-то блеснуло на берегу между камней.
Рита наклонилась и подняла… перстень с сапфиром.
Ну что, талисман, призванный охранять и приумножать любовь? Слишком поздно ты вернулся к своей хозяйке…
Она омыла кольцо в воде и надела на палец.
…И все же хорошо, что нашелся подарок Лучано. Традиции не должны угасать… Рита будет хранить семейную реликвию страстного итальянца… Может быть, когда-нибудь у нее будет сын, и тогда она передаст ему перстень, чтобы он надел его на палец своей возлюбленной… А та отдаст кольцо невесте своего сына, и долго-долго будет передаваться оно из поколения в поколение, охраняя в их семье любовь, покой и счастье…
Фу ты! С чего это она вдруг подумала о сыне? Она вовсе не собирается сейчас обзаводиться детьми!
Потом, когда-нибудь… Когда подберет на роль отца подходящую кандидатуру…
Георгий, как всегда некстати, оказался рядом и насмешливо сказал, глядя на перстень:
Печально дева слезы льет, О суженом тоскует: Ах, почему ж он не идет? И деву не целует?— К твоему сведению, некоторые люди заслуживают того, чтобы о них помнили! — запальчиво ответила Рита.
Он дурашливо склонился:
— Я, конечно же, не вхожу в их число?
— Конечно!
— О, мама мио! Санта мадонна! Я не перенесу такого удара! — он схватился за грудь, паясничая. — Синьорина не разделит со мной мою скудную трапезу… Придется мне в одиночестве давиться слезами и телячьим паштетом…
Рита насторожилась.
— Паштетом?
— О, да! И еще дивными серебристыми сардинками в оливковом масле…
Он «горестно» обхватил голову и, пошатываясь, побрел по берегу.
— Постой, ты это серьезно? — недоверчиво спросила Рита.
— Не обратно же везти…