Всякий капитан - примадонна
Шрифт:
— А ты, ушастый. — Милиционер указал пальцем на наглеца. — А ты, ушастый, плохо кончишь! Таким, как ты, ушастый, ухи быстро отстригают! Умные все здесь? Я спрашиваю: умные?.. Так какого хера вы нас вызываете, отвлекаете от важных дел?!
Здесь пожилой проректор заступился за студентов:
— Потише, товарищ капитан! Здесь вам не вытрезвитель! Здесь будущее российской науки! Так что попрошу!..
Весь университет знал, что пожилой декан еще в советские времена работал нелегалом во Франции,
— А ты, старый, плохо кончишь! — побагровел капитан. — Таких, как ты, живьем хоронят! Дубинкой хочешь по ребрам?..
Ну здесь и поехало все! Пожилой декан резко, будто щипцами, взял капитана чуть повыше локтя и, казалось, приподнял его, сделав больно.
— Нападение на власть! — вскричал милиционер, извиваясь всем телом.
Декан зашептал ретивому командиру наряда что-то в ухо, отчего тот сначала побагровел, а потом побледнел и сник в мгновение. Декан отпустил его руку и значимо произнес:
— Чтобы я вас больше здесь не видел! Ясно?
— Так точно, — промямлил капитан и поплелся к выходу, уводя за собой ошеломленных подчиненных.
Когда двери за властью закрылись, декану дружно аплодировали всем факультетом.
Ну и самое главное — концов микроскопа так никогда и не нашли! Спасибо милиции и декану из Федеральной службы контрразведки!
Всю неделю Анцифер наслаждался картинками Вселенной… А потом ему надоело… Он ВСПОМНИЛ о ней и, засунув микроскоп в сумку, отправился в поход.
Дверь открылась, и он ощутил теплую волну ее запаха. Она стояла в проходе в маечке — худенькая и ночная, и он некоторое время дышал ею, а приблизившись, ткнулся носом в ее волосы и простоял бы так вечность. Он чувствовал, как стучит ее сердце, — как голубиное, как тело, теплое, нагретое одеялами, жмется к его телу и она шепчет ему:
— Где ты был?.. Я ведь могла умереть!..
А он шепчет ей в ответ:
— Прости… — и, чуть приподняв ее за талию, несет в комнату.
— Как же ты! — Она целует его в лицо. — Ты жестокий мальчик!
— Нет, — отвечает он, принюхивается и чует только ее запах и запах нового постельного белья. Опускает ее на кровать…
— Что ты делаешь? — шепчет она.
Он думает о странном женском устройстве. Она спрашивает у него, точно зная о его намерениях. Голая и готовая его принять… Даже сестры Жоровы, которых он по третьему разу за ночь радовал, так же перед слиянием тел, вытаращив глаза, томно вопрошали: «Что ты делаешь?» Ну что здесь ответишь?..
Хотя ей он знал что ответить.
— Я люблю тебя, — прошептал. — У меня столько нежности к тебе!.. Ты похожа на ребенка нерпы, белька. Ты вся белая!..
Этой ночью
Он целовал ее.
Она целовала его.
В квартире, подаренной ей Нестором, было густо от любви.
Теперь он пах ею, а она — им.
У нее были маленькие розовые пятки, и он об этом ей сказал:
— У тебя маленькие розовые пятки.
— А у тебя, — ответила она, — у тебя ножищи, как у бегемота!
— У тебя маленькая вкусная попка!
— А ты непристойный хулиган! И у тебя… у тебя маленькая штука!
— Какая штука? — не понял он.
— Которая похожа на пистолетик!
Она улыбалась, глядя, как он постепенно понимает, что имеется в виду!
— Ах ты безобразница! — Он глядит на низ своего живота и улыбается ей в ответ. — Действительно маленькая!.. Сейчас…
— Я тебя тоже люблю, — говорит она.
— Почему «тоже»?
Она не поняла его вопроса:
— Ты же сказал, что ты меня…
— Когда? — Он пытался припомнить, хмуря брови.
— В самом начале…
— Что ты имеешь в виду?
Она придвинулась лицом к его лицу, коснувшись носом его носа.
— Ты негодяй? — лизнула его губы. — Ты хочешь помучить меня?
Он слегка прикусил ее губу, а потом ответил:
— Да, я хочу помучить тебя!
— Отвечай же скорее!
— Что я должен сказать?
— Я…
— Я, — повторил он.
— Я люблю…
— Я люблю…
— Я люблю… мальчиков!!!
Она засмеялась над своей шуткой, а он повалил ее на подушки и, в мгновение подчинив своему телу, признался:
— Да, я люблю мальчиков!
И она опять произнесла, как сестры Жоровы:
— Что ты делаешь?.. — страстно и шепотом.
— Я трахаю тебя!
— Гад!.. — успела произнести Алина. Она хотела еще что-то сказать, но все существо ее переместилось в измерение, в котором отсутствуют мысль и слово, а главенствует лишь чувство одно.
Потом она его кормила, а он ел много и долго, усталый и довольный.
Они спали, крепко прижавшись кожа к коже. А потом просыпались и вновь истощали друг друга до невозможности дотрагиваться. Опять ели, и опять телами прилеплялись намертво, как лягушки, пока не кончилась еда и не истощились силы.