Всяко третье размышление
Шрифт:
отправлялся прямиком от одного из росших в соседских дворах огромных кленов (ныне все они уже покинули сей свет, как и тогдашние обитатели двухэтажных дощатых домов Уотер-стрит), у которого стоял, досчитывая до ста.
Ловля рыбы (аккурат под стать его и Манди; недавнему разговору о том, что он
„попался на крючок“ и должен „тянуть свой улов“) на Эйвон-крик — вместе с Недом и Папой Просперами — с бетонной дамбы у разводного моста Бриджтаун-Стратфорд, в нескольких кварталах от их дома. Спиннингов мальчикам не полагалось, а полагались им длинные бамбуковые удилища: мистер П. оснащал таковые лесками, поплавками, грузилами и крючками, на которые насаживались кусочки крабового мяса, позволявшие, при наличии удачи, поймать окуня или горбыля, едва-едва дотягивавших до разрешенного законом размера,
похвалой: „Ну очень мило“.
Летние купания, не в узкой, кишевшей лодками и катерами речушке Эйвон-крик, но в более широкой и, относительно говоря, чистой реке Матаханнок, на общедоступном песчано-глинисто-спартинном „пляже“, лежавшем над местом впадения речушки в реку, чуть ниже большого моста, что соединяет собственно Стратфорд с землями округа. Скорее купания и шумная возня в воде, чем настоящее плавание, — в первые их школьные годы за ними присматривала миссис Проспер или мать одной из подружек Рут, попозже сама Рут — более или менее, — во исполнение обязанности Старшей Сестры, а после того, как мальчикам исполнилось по десять лет, или чуть раньше, их предоставили самим себе, ибо у взрослых считалось тогда, что такие взрослые дети вполне могут безнадзорно бегать на реку и с реки (что они и делали, обучаясь в Бриджтаунской начальной) и безо всякого вреда для себя плескаться там в солоноватой из-за прилива послеполуденной воде. „С моста не нырять“ — этим красовавшимся на отдельном щите запретом мальчики постарше привычно пренебрегали.
„Не уплывайте так далеко, что не сумеете вернуться“ — правило, само собой разумевшееся; „На фарватер не заплывать“ — более спорное, поскольку рыбацких и прогулочных катеров на этом участке реки было куда как меньше, чем на Эйвон-крик или в нижнем течении реки Матаханнок, где в нее впадали многочисленные притоки, а по берегам стояли судоремонтные мастерские и цеха по переработке крабов и устриц. Для наших десяти-двенадцатилетних отроков заплыть кролем на самый фарватер означало бы уклониться от исполнения предыдущего правила, а то и нарушить его.
„Остерегайтесь скатов и жгучих медуз“: первые (они же хвостоколы) встречались, по счастью, редко, да и уклониться от встречи с ними было несложно, следовало лишь помнить о необходимости приволакивать ноги, бредя по твердому песчано-глинистому дну (становившемуся почти неразличимым, едва вода доходила тебе до колен), однако
„уколы“ их были неприятны до крайности, о чем свидетельствовала едва не приведшая к фатальному результату встреча с одним из них капитана Джона Смита, состоявшаяся в 1608 году, когда он исследовал южную часть Чесапикского залива — в месте, так и названном впоследствии: „мыс Ската“. Последнее же относилось к менее устрашающей, но определенно неприятной медузе Chrysaora quinquecirra, столь обильно плодившейся летом, особенно засушливым (когда солоноватая вода становилась еще солонее), что избежать встреч с ними можно было, лишь оставаясь на берегу».
К чему, когда медуз появлялось многое множество, и склонялись девочки, в особенности те, что постарше, — они окунались, чтобы охладиться, на мелководье у самого берега, где медуз почти не водилось, и возвращались на более или менее песчаный «пляж», чтобы поиграть с «песком» (не шедшим ни в какое сравнение с тем, что устилал прекрасные атлантические пляжи, до которых было отсюда несколько часов езды и которые Просперы навещали раза, может быть, два за лето, иногда прихватывая с собою и «Джи») или просто полежать, как настоящие девушки, на полотенцах, обмениваясь сплетнями, листая журналы и загорая (а чаще всего обгорая, поскольку лосьонами от загара пользовались, да и то редко, лишь девы взрослые, а до
«солнцезащитного фактора» тогда никто еще не додумался). Светлокожие мальчики просто покрывались себе волдырями, облезали и десятилетия спустя расплачивались за это актиничными кератозами, базалиомами, а то и опасными меланомами. Детишкам из
«подводную лодку», ныряли с бетонных быков моста, а когда подросли, и с самого моста, что запрещалось, — даже немножко плавали, обучаясь друг у друга или у случайно попавшего в их компанию взрослого. Неизбежные, более или менее сильные ожоги, коими награждали их медузы (на самом-то деле ожоги пикриновой кислотой, объяснил им мистер Проспер), воспринимались детьми примерно как ссадины на коленях и царапины на локтях, приобретавшиеся ими во время игр совсем иного рода, для избавления же от боли они применяли те или иные народные средства — втирание песка, например: трешь — боль жуткая, перестанешь тереть — сильно легчает; а то еще можно было помочиться на ожог, если девочки поблизости не наблюдались и если в него удавалось попасть струей — предпочтительно собственной, а не приятеля. Добавление своей родимой мочевой кислоты к медузьей пикриновой было, как они сообразили впоследствии, сродни попыткам тушить пожар керосином — в любом случае победителем оставался огонь. Ну-с, а теперь, раз уж они вытащили из трусов свои маленькие пиписьки…
Игра в «Я вижу елочку» в иной ее разновидности — с сестрицей Рут, не у реки, но на чердаке дома 213 по Уотер-стрит: на другой ее стороне и в двух кварталах от 210-го Ньюиттов. «Ну разумеется, добрались и до нее», — словно бы слышит Рассказчик вздох своей супруги, для которой этот лакомый кусочек воспоминаний новости не составит,
— «„ты мне свою покажешь, я тебе свою“ — и так далее. Что тут нового? И кому это интересно? — она и Сэмми, напоминает Аманда мужу[Ее старший — двумя годами — брат, погибший в конце шестидесятых во Вьетнаме при крушении вертолета.] , тоже играли
„в доктора“ — несколько раз, пока у них не отросли лобковые волосы, — но разве она пишет об этом стихи?»
Почему же и нет, любовь моя? Петрарковский, скажем, сонет, чьи октавы изобразят в легко запоминающихся тропах «Джимми» отважного паренька (или как он у вас назывался? — матушка Джи именовала так его пугливый прибор, когда приспевала необходимость в поименовании) и «Сюзи» (то же самое — все течет, все изменяется, но эти злоцепучие прозвища пребывают вовеки) слегка испуганной, но не так чтобы незаинтересованной девицы; взаимное и деликатное — хочется верить, что оно было деликатным! — ручное исследование Таинств друг дружки. В подручном, если так можно выразиться, случае все выглядело вполне, по правде сказать, невинно, хочется верить опять-таки, что и у юных Тоддов впечатление осталось такое же: сначала три
«В» (Вызов, Выставление[Напоказ.] , Взирание), затем четыре или пять «П» (Прикосновение, Подергивание, Парочка Приятных Пощипываний). Вреда мы никому не причиняли, а кое-что новое узнавали, во всяком случае Джи, — на выстуженном чердаке, среди скатанных в трубки летних ковриков и составленных штабелями картонных коробок, в буквальным образом елочное время года — под Рождество
1939-го, если не ошибаюсь: он и Недди учились в четвертом, что ли, классе, Рутти в седьмом, всех троих послали на чердак, дабы они отыскали коробку с гирляндами разноцветных электрических лампочек, коими Просперы (в отличие от Ньюиттов) традиционно украшали свою застекленную веранду и парадную входную дверь. «Сколько помню себя, вы, ребятки, вечно твердите: „А я елочку вижу“, так? — вызывающе поинтересовалась, изрядно их ошарашив, Рут. — Ну так смотрите во все глаза, а после я посмотрю». И к немалому испугу мальчиков, она сдернула с себя трусики (голубые, насколько помнит Рассказчик, точно яйца дрозда, не исключено, впрочем, что цвет он позаимствовал у других, более поздних инициаций), переступила через них, задрала юбку и буквально ткнула им в носы первый из женских лобков, когда-либо виденных Джорджем Ирвингом Ньюиттом, почти засмущавшимся, хоть и не настолько, чтобы отвести взгляд в сторону. «Смотрите!» — потребовала отважная девочка, и они приступили к осмотру: не только представлявшей самостоятельный интерес фронтальной выпуклости (на самом-то деле не показавшейся Джи совершенно незнакомой; он