Вторая армия
Шрифт:
— Расстроились! — посмеивались бойцы Южной армии.
Только через день гигантское осиное гнездо зашевелилось и выпустило осьминожьи щупальцы во все стороны. Большие отряды начали обходить Дадзайфу со всех сторон и возводить укрепленные посты на равном расстоянии друг от друга.
— В осаду берут, — вздохнул Ли Сунмон.
Все понимали, что за день-два эти крохотные крепостицы будут возведены, потом между ними прокопают рвы — и замок окажется в полной осаде. Даже внезапную вылазку совершить уже не получится. С одной стороны, Гванук знал, что в Дадзайфу собраны весьма приличные запасы пищи, вода тоже есть. Но с другой — в тесном замке сейчас жили четыре тысячи
Отбитые пушки с трудом, но добивали до вражеских постов. Так что канониры начали артиллерийскую борьбу со строителями: за три-четыре залпа всей батареи воинов Оучи удавалось разогнать. Но в других местах крепостицы активно строились. Лафетов у Псов не было, так что тяжеленные стволы очень долго перетаскивали к новой позиции, устанавливали, пристреливались — после чего начиналось новое истребление построек. Это замедляло работу врага, он нес какие-то потери, но остановить возведение укреплений полностью четыре пушки не могли.
Ли Сунмон собрал штаб, чтобы решить: для кого осада станет большей проблемой? Для тех, кто остается внутри или окапывается снаружи.
— Поймите следующее, — начал он. — Сегодня-завтра мы еще может что-то предпринять. А после нам придется уже самим лезть на их укрепления и терять много людей. Либо сидеть и тихо подъедать запасы.
— Нельзя нам выступать, — убежденно заявил Ким Ыльхва. — В поле мы намного слабее, чем здесь. У нас уже каждый пятый убит или ранен. И это мы еще за стенами сидим! Нельзя.
— И что ты хочешь? — вскочил Арита. — Сидеть тут, пока не съедим весь рис, а потом всех лошадей? Осада к этому и приведет, и в итоге всё равно придется выходить в поле — слабым и голодным.
— Необязательно, — вырвалось у Гванука.
К нему повернулись. О замешкался, но встал и продолжил:
— Ли Сунмон ведь спросил у нас прямо: кому осада больше вреда нанесет? Мне кажется, Оучи сами себе хуже делают. Они не станут сильнее. Вряд ли, из их провинции смогут прийти сильные подкрепления. А вот к нам могут. Могут одуматься кто-нибудь из сбежавших сюго. Понимаю, мала вероятность, но все-таки. А вот почти наверняка вскоре к нам вернется наш генерал Ли Чжонму. С десятками пушек, сотнями стрелков. Плюс у него моряки… и ополчение Хакаты. Эта сила сможет стать решающей. И я думаю, эта помощь придет быстрее, чем у нас кончатся запасы.
Удивительно, но возражений не было. Только вот и план Гванука также не был воплощен в жизнь.
Потому что уже следующей ночью из Хакаты прибыл вестник от полуторарукого пирата.
— Мой повелитель Мита Хаата, — начал посланник самого что ни на есть бандитского вида. — Желает под утро напасть на лагерь Оучи. И предлагает вам к нему присоединиться.
Глава 23
Черта с два разберешь с такого расстояния, что там выплыло из-за мыса! Наполеон старательно вглядывался в слепящее от солнечных бликов слегка волнующееся море и не мог понять. Тонкий обвод корпуса, чахлый парус… Но их ли это разведчики или какие-то местные рыбаки? Как же не хватает подзорной трубы!
— Мэй! — окликнул он своего начальника тайной службы. — Посмотри-ка ты: это не наша лодка?
Полукровка, для которого каждый день на качающейся палубе корабля был настоящей пыткой, послушно подошел к своему главнокомандующему. Да, он был здесь. На флагмане новой, уже второй, Ударной эскадры.
Потому что вся эта затея — его рук дело. Вернее, с него всё началось. Допросы и пытки пленных моряков дали свои плоды — Мэй Ёнми все-таки
Словоохотливые моряки рассказали, что министры Асикаги на разных вервях заказали большие корабли — и в проливе только ждут, когда же те будут закончены. В окрестных замках собирается и армия вторжения. Пленники называли совершенно сумасшедшие числа — сорок тысяч самураев и асигару, хотя, другие были поскромнее и говорили о тридцати тысячах. Причем, говорили о них с каким-то страхом. Все эти люди были откуда-то «с востока». Как понял Наполеон из путанных объяснений, князья востока, которым служили эти воины, не особо-то и подчинялись сёгуну. Они тоже формального чтили больного императора Северной династии, но у всех у них имелся свой управитель. Который относился к Асикаге почти как к равному.
Выходило, что все эти войска пришли не по прямому приказу, а по приглашению. Что могло их заинтересовать в войне со сторонниками Южного двора? Скорее всего, банальный грабеж. Сёгун просто отдавал остров Тиндэй на разграбление восточным даймё.
«Надо будет об этом нашим сюго в красках рассказать» — оставил себе зарубку на память Наполеон.
…Когда Мэй выложил генералу свой доклад со всеми цифрами, у того ладони вспотели. План нарисовался моментально, но вот детали его обсуждали до глубокой ночи. И только с Мэем. Поскольку главной его составляющей стала тайна. Весь план знали лишь два человека. Все прочие (даже самые близкие и преданные) знали только то, что им полагалось сделать. И получали информацию только в тот момент, когда это делать было нужно. Пушки, запасы ядер и картечи, перевозили ночами и по чуть-чуть, чтобы сторонние глаза этого не заметили. А те, кто перевозили, были убеждены, что старый генерал хочет опробовать переоборудованные корабли в море. Так думали и моряки, которым пришлось неделю сколачивать наводные плоты-мишени. И все прочие участники похода думали также. Даже все полковники в Дадзайфу были уверены, что пушки им вернут не сегодня-завтра.
Лишь выбравшись в море (когда берег стал неприметной полоской вдали) Наполеон рассказал истинный план. И то (!) исключительно тем, кому о походе требовалось знать заранее. Мишени в море быстренько расстреляли (проверить стрельбу на море и впрямь было необходимо) после чего флот на всех веслах и парусах двинулся на север.
Эскадра собралась разношерстная: 19 надежных боевых кораблей Южной армии, плюс пара десятков небольших суденышек, которые Наполеон выпросил у города. Ударная эскадра везла более семисот Дуболомов (весь полк без двух рот), две сотни мушкетеров Хакаты, почти всех Псов-канониров и две роты Головорезов, которые крайне нужны в этом походе. Ну, и конечно, около тысячи моряков.
Офицеров здесь тоже хватало. Кроме очевидного Хван Сана, генерал вызвал из Дадзайфу и Звезду Угиля, и артиллериста Чахуна. Три полковника на полторы тысячи человек. И, конечно же, Белый Куй. Хотя, в первый же день на корабле Наполеон убедился, что разговоры про бывшего адмирала Ри Чинъёна — правда. Замкнутый и нелюдимый на берегу, на палубе корабля тот оживал. Ри оставался почти также молчалив, но постоянно что-то делал, за чем-то следил и отдавал короткие приказы морякам… которые беспрекословно их выполняли. После окончания стрельб по мишеням, Ри Чинъён перешел на кобуксон-«черепаху» и взял на себя руководство «мелким флотом».