Вторая кожа
Шрифт:
Николасу показалось, что его ударили в солнечное сплетение. Переведя дух, он уточнил:
— Микио Оками, оябуну якудзы?
— Нет, — ответил Сута, — его сестре, Кисоко. Час от часу не легче!
— Так вы хотите сказать, что комплекс был продан семьей?
— Нет, — снова возразил Сута, — сделка заключалась от имени Кисоко Оками.
Николас был не на шутку озадачен. Что могло быть общего между Родни Куртцем и Миком Леонфорте и Кисоко Оками? На этот вопрос он никак не мог найти ответа. Внезапно все его стройные гипотезы разлетелись в пух и прах. Еще пять минут назад реальность казалась совершенно
— Вы оказали нам большую помощь, Сута-сан, — сказал он официальным тоном. — Я обязательно отмечу это в своем отчете.
На лице Суты появилось выражение облегчения. После бесконечных поклонов он наконец вышел из кухни, оставив Николаса и Каву у закрытой двери к лифту.
— Охота становится все интереснее, — ухмыльнулся парень, и Николас заметил в его глазах искру любопытства.
— Похоже, что так.
Кава наклонил голову.
— Ты поедешь наверх? — Он имел в виду ресторан «Пул Марин».
— У меня нет выбора. — Николас протянул руку и нажал на кнопку вызова. Тут же послышался глухой звук механизма, плавно опускавшего кабину лифта.
Линнер вошел в темную кабину. Пахло женскими горьковато-сладкими духами и дорогим мужским одеколоном. Освещение кабины не работало. Лифт стал подниматься вверх, хотя Николас не успел еще нажать ни на одну из кнопок. «Интересно, произошло ли это автоматически?» — подумал он и вдруг почувствовал легкое дуновение воздуха у своей щеки. Что это, вентиляция? Вряд ли она имелась в столь узкой шахте совсем небольшого лифта. Линнер почувствовал, что теряет равновесие.
Неужели опять Кшира? Вряд ли. Пчелы в мозгу молчали. Николас все же почувствовал странную слабость во всем теле. Последнее, что промелькнуло в его голове, прежде чем он потерял сознание, было слово «газ». Линнер провалился в бездонную тьму.
Вест-Палм-Бич — Токио
Чезаре отпихнул груду мусора, ила, песка и гниющих листьев от выхода из подземелья, который находился у причала частных судов на озере, выбрался наружу, отряхнул с себя пыль и грязь, затем помог Веспер сделать то же самое.
Пока Бэд Клэмс возился с сигарообразной моторной лодкой, девушка пыталась рассмотреть, что происходит на вилле, территория которой походила на полигон военных учений. Как только вертолет приземлился, включили прожекторы. Пока из вертолета выпрыгивали федеральные агенты, голос, усиленный мегафоном, приказал всем находившимся на вилле сложить оружие и, подняв руки вверх, не двигаться с места.
Волнуясь за своих друзей, Веспер спросила:
— Неужели тебе нисколько не интересно, что там сейчас происходит?
Чезаре, проверяя уровень топлива в баках и готовясь отдать швартовы, ответил:
— Если моя жизнь меня хоть чему-нибудь научила, так это никогда не смотреть назад.
— Но это же твои люди! Ради тебя они рисковали своей жизнью, — пожала плечами девушка, — разве ты не чувствуешь себя обязанным им хоть чуточку?
Бэд Клэмс бросил на нее хмурый взгляд:
— Да они все до одного жадины, глупцы и, по сути, лентяи.
— Но они верны тебе.
Чезаре махнул рукой:
— Для этого я мог бы просто завести собаку. Ну давай забирайся в лодку,
Он быстро завел мотор, лодка отошла от причала и описала правильную дугу, оставляя за собой фосфоресцирующий след. Проходя мимо небольшого островка, на котором размещалась база береговой охраны, Чезаре прибавил скорость. Лодка тут же поднялась на подводных крыльях, двигатель загудел, звук от него разносился по всему озеру. Вскоре причал совсем скрылся из виду.
Вед Форрест, одетый в камуфляжную форму, выпрыгнул из вертолета, сердце его сильно билось. В правой руке у него был автомат. Он поднял вертолет в воздух сразу же после того, как получил электронный сигнал с домашнего аппарата Кроукера.
Его люди уже окружали итальянских головорезов, которые были потрясены военной мощью правительства США. Форрест, пытаясь перекричать шум винтов вертолета, властно отдавал команды в микрофон, встроенный в шлем. По правде говоря, он чувствовал себя слишком большим и неуклюжим в пуленепробиваемой одежде, однако правила есть правила, и он не мог делать исключений. Вчера он позвонил своей дочери, чтобы поздравить ее с днем рождения, в трубке слышались звуки музыки, шумели гости. Отец и дочь поговорили минут пять, но Вед, после того как положил трубку, тут же осознал, что не помнит ни одного слова из того, что она ему сказала. Во время разговора он был слишком занят мыслями о том, что ему бы очень хотелось оказаться там, на вечеринке, вместе с дочерью, хоть раз в жизни присутствовать при столь важном для нее событии. Но Вед не мог себе этого позволить из-за своей службы. Действуя почти импульсивно, он тут же перезвонил дочери, но она уже куда-то вышла. Один из гостей пообещал найти ее и позвать к телефону. Прождав у аппарата минут пять, вслушиваясь в звуки музыки и взрывы смеха, он наконец повесил трубку. Что ж, у него и так было полным-полно работы.
Теперь Форрест был занят расстановкой своих людей. Отдавая распоряжения, он расхаживал по территории виллы в сопровождении вооруженного адъютанта. Из дома выводили под конвоем люден. Других наемников вытаскивали из зарослей у забора, где они пытались либо спрятаться, либо бежать от агентов. Не было сделано ни одного выстрела.
Впрочем, Чезаре Леонфорте нигде не было видно, и Форрест приказал немедленно и самым тщательным образом обыскать весь дом. В гостевом домике он нашел Кроукера, который спорил с тремя вооруженными агентами, взявшими под стражу миловидную, но совершенно растрепанную женщину с темными волосами и светлыми глазами. Форрест сразу же узнал Маргариту. Рядом с ней стояла девочка лет семнадцати, не больше, «Это ее дочь», — догадался Вед и взглянул на незнакомого ему смуглого человека.
— Маргарита Гольдони де Камилло, — сказал Форрест официальным тоном, которому он научился на курсах повышения квалификации в академии штата Виргиния, — вы обвиняетесь в убийстве некоего Франко Бондини по кличке «Рыба». — Он вынул наручники. — Три свидетеля независимо друг от друга опознали в вас ту самую женщину, которая застрелила мистера Бондини на Парк-авеню и...
— Что? — Маргарита искренне удивилась. — Но я же защищалась!
— Может, и так, а может, иначе. — Форрест защелкнул на ее запястьях наручники и зачитал права, которыми обладала арестованная.