Вторая мировая война (Том 5-6)
Шрифт:
Затем наступило длительное молчание. Исписанный карандашом листок бумаги лежал в центре стола. Наконец, я сказал: «Не покажется ли несколько циничным, что мы решили эти вопросы, имеющие жизненно важное значение для миллионов людей, как бы экспромтом? Давайте сожжем эту бумажку». «Нет, оставьте ее себе», – сказал Сталин.
Я поднял также вопрос о Германии, и было решено, что наши два министра иностранных дел вместе с Гарриманом займутся им. Я сообщил Сталину, что американцы в ходе наших дальнейших переговоров изложат ему в основных чертах свой план операций на Тихом океане на 1945 год.
Затем мы отправили совместное послание Рузвельту по поводу нашей первой беседы.
Премьер-министр и маршал Сталин – президенту Рузвельту
10 октября 1944 года
В неофициальной беседе мы в предварительном порядке рассмотрели ситуацию в той степени, в которой она касается нас, и составили программу наших встреч, как протокольных, так и других. Мы пригласили гг. Миколайчика, Ромера и Грабского немедленно прибыть для дальнейших переговоров с нами и с Польским национальным комитетом. Мы договорились не касаться в наших беседах вопросов Думбартон-Окса, так как они будут обсуждаться, когда мы втроем сможем встретиться вместе. Мы должны рассмотреть вопрос о том, как лучше всего согласовать политику в отношении балканских стран, включая Венгрию и Турцию. Мы договорились о том, что г-н Гарриман будет присутствовать как наблюдатель на всех встречах, когда речь будет идти о важных делах, и о том, чтобы генерал Дин присутствовал, когда будут обсуждаться военные вопросы. Мы договорились о техническом контакте между нашими высшими офицерами и генералом Дином по военным аспектам на любых встречах, которые могут быть необходимы позже в нашем присутствии,
Мы пользуемся этим случаем, чтобы послать Вам наши самые сердечные добрые пожелания и выразить наши поздравления по поводу доблести вооруженных сил Соединенных Штатов и по поводу руководства генералом Эйзенхауэром войной на Западе.
В личном послании я сообщил президенту:
Премьер-министр – президенту Рузвельту
11 октября 1944 года
1. Мы застали здесь атмосферу необычайного доброжелательства и направили Вам совместное послание. Вы можете быть уверены в том, что мы решим все так, чтобы никоим образом не связывать Вас. Мне кажется, что договоренность об участии Аверелла в наших беседах удовлетворяет его и не мешает установлению личного контакта, который нам необходим, чтобы добиться какого-либо успеха. О всех контактах такого рода я буду Вас подробно информировать.
2. Нам совершенно необходимо попытаться выработать общую точку зрения относительно Балкан, с тем чтобы мы предотвратили гражданскую войну в некоторых странах, в которой Вы и я, вероятно, сочувствовали бы одной стороне, а Д. Дж. – другой. Я буду информировать Вас обо всем этом, и мы не будем решать никаких вопросов, за исключением предварительных соглашений между Англией и Россией, подлежащих дальнейшему обсуждению и окончательному решению совместно с Вами. Я уверен, что на этой основе Вы не будете возражать против наших попыток добиться полного взаимопонимания с русскими.
3. Вы еще не сообщили мне, о какой части тихоокеанских операций мы можем рассказать Сталину и его офицерам. Я хотел бы знать об этом, ибо в разговоре с ним я могу сказать больше того, что Вы хотели бы. А пока я буду очень осторожен. Мы не затрагивали вопросов, связанных с Думбартон-Оксом, а лишь отметили, что по Вашему желанию эти вопросы исключаются. Однако сегодня за завтраком Сталин с похвалой отозвался об этой конференции и о том, что на ней было достигнуто весьма значительное согласие.
В своей речи на том же завтраке Сталин резко критиковал Японию как агрессора. После наших разговоров с ним я почти не сомневаюсь в том, что он объявит войну японцам, как только Германия будет побеждена. Однако, безусловно, Аверелл и Дин должны иметь возможность не только просить его сделать что-то, но и сказать ему, хотя бы в общих чертах, о том, что намерены предпринять Вы сами и в чем мы собираемся помочь Вам.
Вечером 11 октября Сталин прибыл на обед в английское посольство. Английскому послу впервые удалось этого добиться. Полиция приняла все необходимые меры предосторожности. Один из моих гостей, Вышинский, проходя мимо вооруженной охраны НКВД, стоявшей на лестнице, заметил: «Видимо, Красная Армия одержала новую победу. Она заняла английское посольство».
До поздней ночи мы вели переговоры на всевозможные темы в неофициальной атмосфере. Помимо прочего, мы обсуждали вопрос о будущих всеобщих выборах в Англии. Сталин заявил, что он не сомневается в их исходе: победят консерваторы. Политическую жизнь других стран понять еще труднее, чем политическую жизнь собственной страны.
Я телеграфировал также Гопкинсу по поводу различных вопросов:
Премьер-министр – Гарри Гопкинсу
12 октября 1944 года
1. Обстановка здесь чрезвычайно дружественная, однако на Балканах, к сожалению, дела ужасно запутаны. Тито, живший под нашей защитой в течение трех-четырех месяцев в Висе, внезапно скрылся, не указав адреса, но оставив караул у своей пещеры, чтобы создать впечатление, будто он все еще находится там. Он направился в Москву для переговоров, и вчера г-н Молотов признался в этом г-ну Идену. Русские приписывают такое некрасивое поведение Тито его подозрительности, являющейся результатом его крестьянского воспитания; они сказали, что не сообщили нам об этом, идя навстречу его стремлению к секретности. Болгары плохо обращаются с нашими людьми и арестовали несколько наших офицеров, еще остававшихся в Греции и Югославии. Я получил сообщение о том, что они очень жестоко обошлись с американскими офицерами, находившимися у них в плену. Русские заявляют, что они, конечно, намерены предъявить Болгарии обвинение в ее многочисленных проступках, но лишь в духе любящих родителей – мол, «мне это гораздо больнее, чем вам». Они проявляют большой интерес к Венгрии, которая, как они ошибочно указали, является их соседом. Они претендуют на полную ответственность в Румынии, но готовы в значительной мере отказаться от проявления интереса в Греции. Все эти вопросы обсуждаются г-ном Иденом и Молотовым.
2. Посредством серьезных угроз нам удалось убедить Миколайчика и поляков принять приглашение, которого мы добились от русских. Надеемся, что они будут здесь завтра.
3. Мы часто видимся с Авереллом, а завтра вечером он дает обед в стиле тегеранского – на нем будут присутствовать только избранные лица. Он присутствует на переговорах по военным вопросам и по вопросам о будущем Германии и, конечно, будет присутствовать при обсуждении польского вопроса, когда оно начнется. Нам нужно решить сейчас так много балканских проблем, что мы, пожалуй, уделим этому вопросу больше внимания во время переговоров вдвоем, чтобы иметь возможность говорить откровеннее, чем на совещании в более широком составе. В ближайшие дни я пошлю президенту телеграмму, в которой всесторонне информирую его об этом. Не будете ли вы добры показать ему эту телеграмму? Буду очень рад получить от него весточку.
Президент прислал нам ободряющее послание:
Президент Рузвельт – премьер-министру и маршалу Сталину
12 октября 1944 года
Благодарю за Ваше совместное послание от 10 октября.
Я был очень рад узнать, что Вы оба договариваетесь об общей точке зрения в отношении международных политических дел, в которых мы все заинтересованы ввиду наших нынешних и будущих общих усилий, направленных к предотвращению международных войн.
После нашей первой встречи я размышлял над нашими отношениями с Россией во всей Восточной Европе и, для того чтобы разъяснить свои мысли, набросал письмо Сталину по этому поводу, приложив к нему меморандум, в котором пояснил, как мы трактуем те проценты, которые были приняты нами за столом. В конечном счете я так и не послал этого письма, сочтя более благоразумным не затрагивать этого вопроса. Я помещаю его лишь как достоверный отчет о моих мыслях.
Москва, 11 октября 1944 года
Я считаю чрезвычайно важным, чтобы Англия и Россия имели общую политику на Балканах, которая была бы приемлемой также и для Соединенных Штатов. В свете того факта, что Англия и Россия имеют 20-летний союз, особенно важно, чтобы мы находились в общем согласии и могли без труда работать совместно в течение длительного времени, доверяя друг другу. Я понимаю, что все то, что мы делаем здесь, может служить лишь предварительной подготовкой к тем окончательным решениям, которые мы примем, когда соберемся все втроем за столом победы. Тем не менее я надеюсь, что мы сможем достичь взаимопонимания, а в некоторых случаях и соглашений, которые помогут нам выйти из нынешних критических ситуаций и послужат прочной основой длительного всеобщего мира.
Проценты, которые я набросал, представляют собой всего лишь средство, с помощью которого, по нашему мнению, мы сможем определить, насколько близки наши мысли, а затем решить, какие нужно предпринять шаги, чтобы обеспечить полное согласие между нами. Как я уже указывал, они могли бы показаться грубыми и даже бессердечными, если бы были представлены на рассмотрение министерств иностранных дел и дипломатов во всем мире. Поэтому они не могут быть положены в основу какого-либо подлежащего опубликованию документа, и, уж конечно, не сейчас. Тем не менее они могут послужить хорошим руководством к ведению наших дел. Если мы сумеем хорошо устроить эти наши дела, мы, быть может, предотвратим несколько гражданских войн, много кровопролития и распри в малых странах, о которых идет речь. Наш общий принцип должен состоять в том, чтобы предоставить каждой стране возможность иметь такую форму правления, какую хочет ее народ. Мы, безусловно, не хотим навязывать ни одному из балканских государств монархические или республиканские институты. Однако мы установили определенные доверительные отношения с королями Греции и Югославии. Спасаясь от нацистского врага, они просили нас предоставить им убежище, и мы думаем, что, когда будет восстановлено нормальное положение
Однако помимо вопроса об институтах во всех этих странах существует идеологический конфликт между тоталитарными формами правления и теми, которые мы называем свободной инициативой, контролируемой всеобщим избирательным правом. Мы очень рады, что Вы высказались против попыток изменить силой или с помощью коммунистической пропаганды системы, установившиеся в различных балканских странах. Пусть они сами определят свои судьбы в предстоящие годы. Однако одного мы не можем допустить: любой формы фашизма или нацизма, поскольку они не обеспечивают трудовым массам ни тех благ, какие гарантирует Ваша система, ни тех, какие гарантируют наши системы, а наоборот, ведут к господству тирании внутри страны и агрессии за границей. В принципе я считаю, что Англия и Россия могут быть спокойны за внутреннее правление в этих странах, не тревожиться о них и не вмешиваться в их дела, когда нормальные условия будут восстановлены после этой ужасной кровавой бани, через которую прошли они, да и мы.
Именно с этой точки зрения я пытался определить степень заинтересованности каждого из нас в этих странах с полного согласия другой стороны и при условии одобрения Соединенными Штатами, которые могут отстраниться на долгое время, а затем снова неожиданно вернуться, обладая колоссальной силой.
Поскольку я пишу Вам, человеку, имеющему такой большой опыт и мудрость, мне нет нужды приводить множество аргументов. Гитлер пытался использовать в своих планах существующий во всей Западной Европе страх перед агрессивным, обращающим в свою веру коммунизмом, и он терпит полное поражение. Однако, как Вы хорошо знаете, этот страх существует во всех странах, ибо, каковы бы ни были достоинства наших различных систем, ни одна страна не хочет пережить кровавую революцию, которая, несомненно, окажется необходимой почти в каждом случае для того, чтобы можно было произвести такое коренное изменение в образе жизни, привычках и взглядах ее общества. Мне кажется, мы были правы, когда расценили роспуск Вами Коминтерна как решение советского правительства не вмешиваться во внутренние политические дела других стран. Чем в большей степени люди уяснят эту мысль, тем глаже пойдут дела. Мы, с другой стороны, – и я уверен, Соединенные Штаты также – имеем правительства, опирающиеся на очень широкую основу, где такие факторы, как привилегии и классовые различия, находятся под постоянным наблюдением и подвергаются исправлению. Нам кажется, что если смотреть издалека и в широком плане, то различия между нашими системами будут становиться все меньшими, а наши великие общие принципы – обеспечение широким народным массам более зажиточной и счастливой жизни – крепнуть из года в год. Вероятно, если бы в течение 50 лет существовал мир, разногласия, которые могут сейчас принести миру столь серьезные неприятности, превратились бы в предмет академической дискуссии.
Пользуясь случаем, г-н Сталин, чтобы заверить Вас в том, что английский народ искренне желает, чтобы между нашими двумя странами установилась длительная прочная дружба и сотрудничество, и что вместе с Соединенными Штатами мы сумеем удержать на рельсах мировую машину.
Моим коллегам на родине я направил следующее послание:
Премьер-министр – своим коллегам в Лондоне
12 октября 1944 года
1. Система процентов рассчитана не на то, чтобы предопределить число заседающих в комиссиях по вопросам различных балканских стран, а скорее на то, чтобы послужить выражением интересов и чувств, с которыми английское и советское правительства подходят к проблемам этих стран, и помочь им поделиться друг с другом своими мыслями в какой-то доходчивой форме. Эта система должна послужить всего лишь руководством, и она, конечно, ни в коей мере не связывает Соединенные Штаты никакими обязательствами и не предусматривает создания твердой системы сфер интересов. Она может, однако, помочь Соединенным Штатам понять, каких взглядов придерживаются их два главных партнера в отношении этих районов, когда картина изображается в целом.
2. Таким образом, видно, что Советская Россия вполне естественно проявляет исключительно большой интерес к черноморским странам; одна из этих стран – Румыния – совершила на нее совершенно неспровоцированное нападение двадцатью шестью дивизиями, а с другой из них – Болгарией – она имеет старые связи. Великобритания считает необходимым проявить особое уважение к взглядам русских в отношении этих двух стран и к стремлению Советов возглавить практическое руководство ими в интересах общего дела.
3. Точно так же Великобритания имеет давнишние традиции дружбы с Грецией и, являясь средиземноморской державой, непосредственно заинтересована в ее будущем. В этой войне Великобритания потеряла 30 тысяч человек, пытаясь оказать сопротивление немецко-итальянскому вторжению в Грецию, и хочет играть ведущую роль в вызволении Греции из ее нынешних бедствий в полном согласии с Соединенными Штатами, которое всегда было характерно для англо-американской политики в этом районе. В Греции Великобритания, как полагают, возьмет на себя руководство в военной области и постарается помочь существующему королевскому греческому правительству утвердиться в Афинах на самой широкой и единой основе, какая только окажется возможной. Советская Россия готова признать эти позиции и функции Англии точно так же, как Англия признает тесные отношения между Россией и Румынией. Это предотвратит возникновение в Греции враждебных фракций, ведущих друг против друга гражданскую войну, что могло бы вовлечь английское и русское правительства в досадные споры и вызвать конфликт в политике.
4. Переходя к Югославии, следует отметить, что символическая цифра 50: 50 % должна служить основой совместных действий и согласованной политики между двумя непосредственно заинтересованными державами, с тем чтобы способствовать созданию объединенной Югославии после того, как все элементы в этой стране максимально сплотятся в борьбе за изгнание нацистских захватчиков. Это должно предотвратить, например, вооруженную борьбу между хорватами и словенами, с одной стороны, и мощными многочисленными элементами в Сербии – с другой, а также дать возможность выработать совместную дружескую политику в отношении маршала Тито и в то же время добиться того, чтобы поставляемое ему оружие использовалось против общего нацистского врага, а не для внутренних целей. Такая политика, проводимая совместно Англией и Советской Россией без всякого стремления извлечь какие-то личные выгоды, принесла бы реальную пользу.
5. Поскольку советские армии устанавливают контроль над всей Венгрией, естественно, что преобладающим в этой стране должно быть их влияние, конечно, с согласия Великобритании и, вероятно, Соединенных Штатов, которые, хотя фактически и не участвуют в боях в Венгрии, должны рассматривать ее как центральноевропейское, а не балканское государство.
6. Следует подчеркнуть, что эта общая наметка заинтересованности Советов и Англии в упомянутых выше странах служит лишь временным руководством на ближайший военный период. Она будет пересмотрена великими державами при обсуждении вопросов перемирия или мира с целью достижения общего урегулирования в Европе.
13 октября, в 5 часов вечера, мы собрались на Спиридоновке, где советское правительство устраивает приемы. Здесь мы выслушали Миколайчика и его коллег. Эти переговоры проводились в порядке подготовки к следующему совещанию, на котором английская и американская делегации должны были встретиться с люблинскими поляками. Я усиленно настаивал на том, чтобы Миколайчик подумал о двух вещах – о принятии де-факто линии Керзона с двусторонним обменом населения и о дружеских переговорах с люблинским Польским комитетом, чтобы можно было создать объединенную Польшу. Я сказал, что произойдут определенные изменения, но было бы лучше, если бы единство было установлено сейчас, на этом завершающем этапе войны, и я просил поляков внимательно обсудить этот вопрос в тот же вечер. Иден и я – к их услугам. Для них было необходимо установить контакт с Польским комитетом и согласиться на линию Керзона в порядке рабочей договоренности, подлежащей обсуждению впоследствии на мирной конференции.
В тот же день, в 10 часов вечера, мы встретились с членами так называемого Польского национального комитета. Вскоре стало ясно, что люблинские поляки – просто пешки России. Они так тщательно выучили и затвердили свою роль, что даже их хозяева, видимо, считали, что они перебарщивают. Так, например, их руководитель Берут говорил так: «Мы явились сюда с целью потребовать от имени Польши, чтобы Львов принадлежал России. Такова воля польского народа». Когда эти слова перевели с польского на английский и русский языки, я взглянул на Сталина и увидел промелькнувшее в его выразительных глазах понимание, как если бы он хотел спросить: «Ну, что вы скажете о нашей советской выучке?» Пространное выступление другого люблинского руководителя, Осубка-Моравского, было столь же гнетущим. На Идена трое люблинских поляков произвели самое неблагоприятное впечатление.