Вторая мировая война
Шрифт:
За рассветом 20 апреля, в день рождения Гитлера, наступил соответствующий такому событию традиционно прекрасный весенний день, который в Германии раньше называли Fuehrerwetter – погода фюрера. ВВС союзников отметили этот день своими поздравлениями. Геринг провел утро, наблюдая за эвакуацией награбленных картин и других сокровищ из своего роскошного загородного имения Каринхалле, к северу от Берлина. После того, как все имущество перекочевало в грузовики люфтваффе, он нажал на рычаг взрывного устройства, установленного внутри дома. Дом был превращен в пыль. Он повернулся и пошел к своей машине, которая отвезла его в рейхсканцелярию, где вместе с другими нацистскими руководителями он поздравит фюрера
Гитлер в свои 56 лет выглядел по крайней мере на два десятка лет старше. Он ссутулился, лицо посерело, левая рука тряслась. Этим утром по радио Геббельс призвал всех немцев слепо доверять ему. Но даже самым преданным соратникам было ясно, что фюрер уже не в состоянии мыслить здраво. Гиммлер, выпив в полночь шампанское за здоровье вождя, тайно пытался связаться с американцами. Он полагал, что Эйзенхауэр согласится, что он будет нужен для поддержания порядка в Германии.
В число вождей, собравшихся в полуразрушенной величественной рейхсканцелярии, входили: гросс-адмирал Дениц, Риббентроп, Шпеер, Кальтенбруннер и генерал-фельдмаршал Кейтель. Вскоре стало ясно, что только Геббельс собирается остаться с фюрером в Берлине. Дениц, который был назначен главнокомандующим в Северной Германии, уезжал, получив благословение Гитлера. Все остальные просто искали предлог уехать из Берлина, до того как он будет окончательно окружен, а аэродромы захвачены Красной Армией. Гитлер был разочарован в своих, как он полагал, верных рыцарях, особенно в Геринге, который заявлял, что организует сопротивление в Баварии. Некоторые уговаривали фюрера уехать на юг, но он отказался. Этот день запомнился тем, что позднее стали называть «бегством золотых фазанов», когда руководители нацистской партии сбрасывали свои коричневые с красным и золотым мундиры и бежали с семьями из Берлина, пока дорога на юг еще была открыта.
В городе домохозяйки стояли в очереди за последней порцией «кризисного пайка». Они отчетливо слышали звуки артиллерийской канонады вдалеке. В этот день тяжелая артиллерия советской 3-й ударной армии открыла огонь по северному пригороду Берлина. Жуков приказал Катукову ввести танковые части в Берлин любой ценой. Он знал, что 3-я гвардейская танковая армия из фронта Конева подходит к южной окраине города. Но Жуков не знал, что его части неожиданно столкнулись с крупными силами немцев. Значительная часть Девятой армии Буссе бежала через Шпреевальд, лежавший на пути наступления войск Жукова.
Отступление немецких частей с линии фронта на Одере в город было сильно затруднено панически бегущими от надвигающегося врага мирными жителями. Но некоторые решили остаться. «Крестьяне стояли у заборов своих домов и смотрели на бегущих солдат с серьезными лицами, – писал молодой солдат. – Их жены со слезами подавали нам кофе, который мы жадно глотали. Мы шли и бежали, не останавливаясь ни на минуту». Многие немецкие солдаты позволяли себе грабить дома на своем пути, а кое-кто искал забвения в алкоголе, который удавалось найти. Но когда они просыпались, то оказывались уже в плену.
Дивизия СС Nordland в сосновом лесу на востоке города вела тяжелый кровопролитный бой, сдерживая наступающие части Красной Армии. Но не многие немецкие соединения были к этому моменту способны оказывать хоть какое-то сопротивление. Распространился слух, будто американские самолеты сбросили листовки, призывая немцев оставаться на местах, так как они идут на помощь. Но в это никто не верил. На перекрестках стояли отряды фельджандармерии и СС не для сражения с врагами, а для того чтобы хватать отбившихся от своих подразделений солдат и наспех сколачивать из них воинские части. Всех, кто бросал свое оружие, вещмешок и каску, хватали и расстреливали на месте. Батальон полицейских был послан в Штраусберг, чтобы расстреливать на месте всех отступающих без приказа солдат, но большинство полицейских
Рано утром 21 апреля был совершен последний воздушный налет союзников на Берлин. После окончания налета над городом установилась неестественная тишина, но через несколько часов она была нарушена множеством взрывов, которые звучали уже по-другому. Это советская артиллерия, находившаяся уже на расстоянии выстрела от центра города, открыла огонь по Берлину. Гитлер, который обычно спал допоздна, проснулся от грохота взрывов. Он вышел из своей спальни в бункере и спросил, что происходит. Объяснение определенно потрясло его. Командующий артиллерией Жукова генерал-полковник Василий Казаков выдвинул вперед батареи 152-мм и 203-мм гаубиц. Основными жертвами обстрелов стали домохозяйки, все еще стоявшие в очередях за пайком и не желавшие потерять его, так как совершенно очевидно, что это был последний шанс раздобыть продукты. Вскоре интенсивность артобстрелов загнала их всех в подвалы и бомбоубежища.
И хотя Берлин был почти полностью окружен, опасения Сталина все еще действовали на следователей 7-го управления НКВД. Всех захваченных старших немецких офицеров спрашивали о том, что им известно о планах американцев соединиться с вермахтом и попытаться вытеснить советские войска из Берлина. Сталин требовал, чтобы Жуков немедленно завершил окружение Берлина, используя полностью надуманную угрозу. «Из-за того, что вы медленно продвигаетесь, – сообщалось в радиограмме, – союзники уже подходят к Берлину и скоро его возьмут». Жуков также был заинтересован и в том, чтобы блокировать продвижение в город Конева. Он отправил 1-ю гвардейскую танковую армию Катукова и 8-ю гвардейскую армию Чуйкова в обход еще дальше на юго-запад.
Одна из головных танковых колон Конева была замечена на подходе к Цоссену. Генералу Кребсу доложили, что отряд бронемашин, отвечающий за оборону штаба, полностью уничтожен в неравном бою с танками Т-34. Он позвонил в рейхсканцелярию, но Гитлер запретил им отступать. Кребс и офицеры его штаба уже начали размышлять о том, что собой представляют советские лагеря для военнопленных, но плена им удалось избежать – только потому, что у советских танков закончилось горючее за несколько километров до штаба. В следующий раз, когда они позвонили в Берлин, им было разрешено эвакуироваться, и они уехали с колонной грузовиков.
Ожидая прихода Красной Армии, берлинцы готовились встретить завоевателей по-разному – с улыбками или заламывая руки. В отеле «Адлон» персонал и посетители прислушивались к разрывам артиллерийских снарядов. «В ресторане, – писал норвежский журналист, – немногочисленные гости были поражены готовностью официантов лить вино рекой». Они хотели, чтобы ничего не досталось русским. Только отцы семейств, уходя с отрядами фольксштурма, думали о судьбе своих родных. «Все кончено, дитя мое, – говорил один из них своей дочери, вручая ей свой пистолет. – Обещай мне, что как только придут русские, ты застрелишься». Он поцеловал ее и ушел. Другие убивали своих жен и детей, а потом совершали самоубийство.
Город был разделен на восемь секторов, где Ландвер-канал на юге и река Шпрее на севере от центра образовывали последнюю линию немецкой обороны. Только LVIтанковый корпус Вейдлинга из состава Девятой армии смог прийти на помощь гарнизону города, который после этого стал насчитывать 80 тыс. человек. CIкорпус вермахта отошел на север от города. Остальные части немецкой армии, включая XII танковый корпус СС и Vгорно-стрелковый корпус СС, пробивались через позиции войск Конева в лесах к югу от Берлина. Конев послал вперед 3-ю и 4-ю гвардейские танковые армии и торопил общевойсковые армии, чтобы покончить с остатками сил генерала Буссе. Хотя эти немецкие войска и представляли собой абсолютно дезорганизованную массу, перемешанную с беженцами, было совершенно ясно, что они будут отчаянно пробиваться к Эльбе, чтобы избежать советского плена.