Вторая модель
Шрифт:
– Я его кончу. Хотите – приглядывайте за мной.
– Целься в мозг, – кивнув, посоветовал Френч. – Мозг в пищу все равно не годится. В грудь не стреляй. Если ребра растрескаются, придется осколки кости из мяса выбирать.
– Послушайте, – сказал Питерсон, облизнув губы. – Ну, что он такого сделал? Какой вред, скажите на милость, кому причинил? И вообще: как бы там ни было, он все-таки мой. Нет у вас права его убивать! Не вами зверь куплен, не вам и решать, что с ним делать!
Франко вновь поднял оружие.
– Выйду я, – побледнев, страдальчески сморщившись, выдавил Джонс. –
– Я тоже, – поддержал его Френч.
Негромко бормоча что-то, оба протиснулись в коридор.
Питерсон приостановился в дверях.
– Вуб мне о мифах рассказывал, – сказал он. – Об Одиссее. Он не желает никому зла.
С этим Питерсон тоже шагнул за порог.
Франко направился к вубу. Вуб, не спеша, поднял взгляд и гулко сглотнул.
– Как глупо все складывается, – сказал он. – И как жаль, что ты настаиваешь на своем. В одной притче, рассказанной вашим Спасителем…
Оборвав фразу, вуб уставился в пистолетное дуло.
– Ты вправду способен сделать это, глядя мне в глаза? – спросил вуб. – Вправду способен?
Капитан опустил взгляд.
– Глядя в глаза? Вполне, – отвечал он. – Дома, на ферме, мы разводили свиней. Грязных, жирных кабанов-секачей. Так что мне, знаешь, не привыкать.
Глядя на вуба – прямо во влажные, поблескивающие глаза, – капитан Франко нажал на спуск.
Вкус мяса оказался просто великолепным.
Команда угрюмо сидела вокруг стола. Некоторые даже не притронулись к ужину. Единственным, кто от души наслаждался трапезой, был капитан Франко.
– Добавки? – спросил он, оглядев собравшихся за столом. – Добавки? Да и вина немного, пожалуй, не помешает.
– Нет, я – пас, – отозвался Френч. – Пойду лучше в штурманскую.
– И я тоже, – поддержал его Джонс, поднимаясь и отодвигая кресло. – До встречи.
Капитан проводил обоих задумчивым взглядом. Следом за Френчем и Джонсом кают-компанию покинули еще несколько человек.
– Да что это с ними сегодня? – спросил капитан, повернувшись к Питерсону.
Питерсон даже не поднял глаз. Глядя в тарелку с картошкой, зеленым горошком и толстым ломтем нежного, исходящего паром мяса, он открыл было рот… но не издал ни звука.
Капитан дружески опустил руку ему на плечо.
– Теперь это всего лишь органическая материя. Жизни в ней больше нет, – сказал он и принялся жевать, корочкой хлеба собирая с тарелки подливку. – Я лично очень люблю поесть. Еда – одно из величайших наслаждений любого живого существа. Еда, отдых, размышления, беседы…
Питерсон согласно кивнул. Еще двое, поднявшись из-за стола, извинились и вышли. Капитан, запив съеденное водой, удовлетворенно вздохнул.
– Что ж, – продолжал он, – должен заметить, ужин вышел просто на славу. Все сведения о вкусе мяса вубов, почерпнутые мною из третьих рук, полностью подтвердились. Действительно, вкус его великолепен, но прежде я в силу ряда причин попробовать его сам не мог.
Промокнув губы салфеткой, капитан откинулся на спинку кресла. Питерсон молчал, уныло глядя на стол.
Капитан, смерив его пристальным взглядом, вновь подался вперед.
– Ну, полно, полно, – с улыбкой сказал он. – Выше нос! Воздадим должное приятной беседе. Перед тем,
Питерсон, вздрогнув, вскинул голову и поднял брови.
– Так вот, возвращаясь к нашему разговору, – продолжал капитан. – Одиссей, как я его понимаю…
Орудие [11]
Приникнув глазом к окуляру телескопа, капитан торопливо поправил фокусировку линз.
– Что ж, дело ясное: мы наблюдали расщепление атомного ядра, – сказал он, со вздохом отодвинув окуляр в сторону. – Желающие могут посмотреть сами, только предупреждаю: зрелище не из приятных.
– Дайте взглянуть, – оживился Танс, археолог.
Наклонившись к окуляру, археолог сощурился и тут же в ужасе отпрянул назад, едва не сбив с ног старшего штурмана, Дорла.
11
[The Gun]. «Planet Stories», сентябрь 1952 г.
– Боже милостивый!
– Если так, чего ради мы вообще проделали такой путь? – спросил Дорл, оглядев остальных. – Тут даже садиться нет смысла. Предлагаю немедленно возвращаться.
– Возможно, он прав, – пробормотал биолог, – однако позвольте и мне взглянуть на все это самому.
Обогнув Танса, он тоже приник к окуляру, и взгляду его открылся необъятный простор, бескрайняя серая равнина, простирающаяся до самого горизонта. Сперва ему показалось, что это вода, но в следующий миг биолог понял: внизу вовсе не вода, а шлак, ноздреватый, спекшийся шлак, усеянный холмиками камней. Ни движения, ни малейших признаков жизни… Всюду безмолвие, смерть.
– Да, вижу, – сказал Фомар, отодвинувшись от окуляра. – Ну что ж, очевидно, новых сортов бобовых мне там не найти.
Пожалуй, он улыбнулся бы собственной шутке, но его губы словно сковало льдом. Отойдя в сторону и устремив взгляд поверх голов остальных, биолог о чем-то задумался.
– Интересно, что покажет анализ проб атмосферы, – проговорил Танс.
– По-моему, я догадываюсь, – откликнулся капитан. – Большая часть атмосферы заражена. Но разве мы ожидали чего-то иного? Не понимаю, отчего все так удивлены. Ядерный взрыв, замеченный даже с такого расстояния, из нашей планетной системы, – вещь, должно быть, ужасная.
С этим он величаво, не теряя достоинства, двинулся прочь и скрылся в рубке управления. Остальные молча проводили капитана взглядами.
Как только капитан затворил за собою дверь, юная девушка, сидевшая возле пульта, обернулась к нему.
– Что показал телескоп? Хорошее или плохое?
– Плохое. Жизнь там, внизу, невозможна. Атмосфера заражена, вода испарилась, земля выжжена целиком.
– А под землей они укрыться не могли?
Капитан сдвинул в сторону шторку иллюминатора с левого борта, открыл вид на поверхность планеты, раскинувшуюся внизу. Оба надолго умолкли, с тревогой глядя в иллюминатор. Куда ни посмотришь, всюду тянутся вдаль многие мили сплошных руин, ноздреватого, испещренного рытвинами, почерневшего шлака и нечастых нагромождений камней…