Вторая попытка
Шрифт:
Щеки Никополяна двинулись обратным маршрутом – из безоглядного милитаризма в бдительный пацифизм, что, впрочем, никоим образом не сказалось на твердости его убеждений. Этот парень отличался не только повышенной возбудимостью, но и решительным упрямством. Недаром из трех беглецов, доставленных в ленинаканское отделение КГБ для снятия соответствующих показаний, один лишь Ерем подвергся физическому воздействию со стороны допрашивавшего его майора. Довел-таки беднягу чекиста до пароксизмального забвения заповеданной чистоты рук, сподобился-таки вкусить от органов отеческой пощечины. Известное дело, осел нуждается либо в палке, либо в морковке. Но попадаются среди них такие, которые морковки терпеть не могут, а выяснить,
– Все равно, Брамфатуров, я с тобой не согласен, – не сдавался Ерем, нервно поигрывая крышкой парты.
– Не со мной, а с Бертраном Расселом, Самюэлом Джонсоном и Львом Толстым, – уточнил Брамфатуров.
– А с ними тем более! Эти англичане всегда загребали жар чужими руками. Но они не армяне, а ты все-таки армянин… Я думаю, что на самом деле ты так не думаешь, как говоришь. Ты просто хочешь произвести впечатление… Думаешь, я забыл, как ты тогда, на демонстрации в честь «Арарата» кричал «Иштоян», «» [14] …
14
«Армяне» (армян.).
– Боюсь ошибиться, но сдается мне, что это комплимент. А судя по тому, как ты трясешь крышку парты, можно предположить, что если я его не приму добровольно, ты заставишь меня сделать это силой…
– Это некрасиво, Брамфатуров! – вмешалась Лариса. – Ты, зная нервный характер Ерема, специально его провоцируешь!
– Кто нервный? – возмутился Ерем. – Я нервный? – хлопнул он крышкой парты, сел, вскочил, вновь сел, опять хлопнул и снова оказался на ногах. – Я не нервный, я просто немного вспыльчивый…
– Вот именно, – подтвердила Эмма Вардановна автодиагноз Ерема. – Не увиливай, Брамфатуров, от ответа по существу. Ерем привел конкретные доказательства…
– Ну да, куда уж конкретней! – огрызнулся Брамфатуров. – Такие доказательства римляне называли argumentum ad hominem, то есть доказательства, основанные не на объективных данных, а рассчитанные на чувства убеждаемых…
– Humanum non sunt turpia [15] ! – возразил Седрак Асатурян.
– Contra verbosos noli contendere verbis [16] , – предостерег фьючерсного медалиста Артур Янц.
15
Человеческое не постыдно (лат.).
16
В спор с краснобаем вступать – словами на ветер бросаться (лат.).
– Sermo index animi [17] , – напомнила учительница.
– Quot hominas, tot scientiae [18] , – рассудил Боря Татунц и, горделиво выпятив грудь, скосил глаза на новенькую.
– Plaudite, cives! [19] – торжественно заключил Брамфатуров.
– А по-русски можно? – не вытерпела Лариса. – У нас тут все-таки русская школа, а…
– А не кружок латинистов, – подхватил Грант.
– А еще лучше – по-армянски, – робко предложил Чудик Варданян, но поддержки не встретил.
17
Спор – показатель ума (лат.).
18
Сколько людей, столько и
19
Рукоплещите, граждане! (лат.). (Традиционное обращение актеров к публике после представления.)
– А здорово было бы устроить такой кружок, – мечтательно молвила учительница физики. Впрочем, тут же сама себя и осадила: – Только кто его будет вести?
– Вот Брамфатуров пускай и ведет. Он же у нас всё знает, – раздался не идентифицированный голос с задних рядов.
– Только не знает, как объяснить, почему он кричал «Иштоян» и «», – живо откликнулся подуспокоившийся в процессе древнеримской перепалки Ерем.
– Странно было бы мне в этой толпе кричать «Блохин» и «Хай живе рiдна Україна». И потом, давно и не мною замечено, что следует иногда разрешать несчастным смертным не согласовывать свои взгляды с чувствами. Разумеется, это не касается тех уникумов, которые подобно тебе, Ерем, сумели сотворить из своих чувств мировоззренческие догматы веры. У большинства же, к которому, увы, принадлежу и я, ум всегда в дураках у сердца.
– Ну вот, наконец-то мы докопались до истины, – подытожила дискуссию Эмма Вардановна. – Любви, как и кашля, не утаишь…
– Эмма Вардановна, можно вопрос Брамфатурову?
– Дополнительный по физике? Или провокационный по межнациональным отношениям?
– Личный.
– О, это интересно! Задавай.
– Вов, ты не устал там стоять?
– То есть, не устал ли я купаться в лучах всеобщего внимания? Нет, Кариночка, не устал. Но если тебе хочется поменяться со мной местами, я возражать не стану…
– Ой, только не это!
– А зря, Кариночка, зря! Фигурка у тебя обворожительная, ножки стройные, глаза – как два озера, полные тайн. Твоим одноклассникам было бы полезно посозерцать красоту в немом и благодарном восхищении…
– Звучит как признание в любви, – мрачно заметил Грант Похатян.
Нашлись инфантилы, встретившие этот не лишенный ноток ревности комментарий идиотским смехом. Карина, зардевшись сперва от удовольствия, стала неудержимо пунцоветь, но уже как бы от смущения, стыда и обиды.
– Дурак! – сказала она Гранту. После чего перевела взгляд на Брам-фатурова и пополнила перечень недоумков. – Два дурака. – Далее: дробно стуча каблучками, спешно покинула кабинет физики.
– Эмма Вардановна, можно выйти? – не столько спросил, сколько поставил в известность о своих намерениях Грант Похатян.
– Бегом, Похатян! И не забудь извиниться…
– Грантик, – понеслась вдогонку не страдающая избыточной искренностью просьба, – и за меня, дурака, пожалуйста, тоже…
Похатян в ответ ничего не сказал, не кивнул, только взгляда удостоил, прежде чем скрыться в дверном проеме.
– Храни, Голубица,От града – посевы,Девицу – от гада,Героя – от девы!– возведя очи горе и молитвенно сложив на груди руки, продекламировал с чувством взгляда удостоенный.
– Вот и до Марины Цветаевой добрались, наконец, – не скрывая удовлетворения, сообщила классу Эмма Вардановна.
– А кого это она там гадом называет? – заподозрил неладное Купец.
– Ничего личного, Рач-джан, – поспешил с разъяснениями Брамфатуров. – Take it easy. Не бери в голову. Библейские мотивы. Голубица – Богоматерь. Девица – Ева. Гад – змий, соблазнивший ее отведать от плода запретного. Ну а герой – конечно же, Адам, из ребра которого Господь создал Еву, как жену ему и помощницу. Вот она и помогла в меру сил: запретным плодом накормила, Божье проклятие на весь род людской навлекла. Потому и просит поэт Голубицу хранить девицу от гада, а героя – от девы…