Вторая попытка

Стил Даниэла

Она все еще думала о Джоне, заползая под одеяло рядом с мирно храпящим сэром Уинстоном, который с тяжелым вздохом перевернулся на другой бок и захрапел еще громче. Ну что же, Фиона всегда отлично засыпала под его храп.

Как всегда, она вскочила в семь, проснувшись от назойливого трезвона будильника.

Выпустив сэра Уинстона в сад, Фиона приняла душ, просмотрела свежую газету, выпила чашку кофе, сделала лицо, оделась и поехала на работу.

Впереди был еще один бесконечный день в «Шике».

Большую часть дня Фиона провела с Эдриеном. Они решали множество вопросов, связанных со следующим номером, просматривали фотографии нескольких фотосессий, организованных на прошлой неделе. Фионе не терпелось увидеть работы Генриха

Зеффа. Они наверняка будут потрясающими, как все, что делал этот знаменитый фотограф. Эдриен был одним из ее сегодняшних гостей. Фиона не стала говорить ему о том, что пригласила Джона Андерсона. Эдриен наверняка не отказал бы себе в удовольствии прокомментировать эту новость, с него сталось бы начать выяснять, почему такая мысль вообще пришла ей в голову. А Фионе, которая и сама не знала пока что ответа на этот вопрос, совершенно не хотелось обсуждать его с посторонними. Даже с Эдриеном. Она сама ни в чем не была уверена. Ей требовалось время, чтобы разобраться в самой себе. Фионе вообще не хотелось пока придавать всему этому слишком большое значение. Возможно, между ней и Джоном Андерсоном возникла лишь мимолетная взаимная симпатия, из тех, что не ведут ни к чему большему. Скорее всего они останутся добрыми друзьями. Они такие разные, так по-разному устроены их жизни, что Фионе очень трудно представить себе иной вариант развития событий.

Став любовниками, они, скорее всего, довели бы друг друга до сумасшествия взаимными претензиями и объяснениями. Нет, уж лучше им остаться друзьями! Фиона продолжала повторять себе это, вернувшись домой. Она забежала в кухню взглянуть одним глазом на то, как Джамал перемешивает в огромной миске салат и готовит чесночный хлеб. Он уже успел приготовить канапе, и Фиона с удовольствием засунула в рот небольшой бутербродик. На Джамале были легкие розовые шаровары и золотые индийские сандалии. Видимо, он решил, что рубашка сегодня ни к чему. Большинство друзей Фионы давно привыкли к экзотичным нарядам Джамала. Пожалуй, и сам Джамал придавал определенное очарование ее сборищам. Но идея появиться среди гостей без рубашки даже Фионе показалась сомнительной, и она поделилась своими опасениями с Джамалом.

— Тебе не кажется, что без рубашки — это уж слишком неформально? — словно невзначай поинтересовалась Фиона, покушаясь на второе канапе.

— Но сегодня слишком жарко, чтобы что-то надевать, — возразил пакистанец, ставя в духовку противень с хлебом.

Взгляд Фионы упал па висевшие в кухне часы, и она поняла, что в ее распоряжении осталось всего сорок минут, чтобы переодеться и привести себя в порядок.

— Ладно, — кивнула она Джамалу. — Только уж шаровары, пожалуйста, не снимай.

Один раз Джамал появился среди ее гостей в разукрашенной камнями золотой набедренной повязке. Фиона тогда просто онемела от удивления. Джамал был очень расстроен, что ему пришлось переодеваться.

— Кстати, твои сандалии мне очень нравятся, — сказала она. — Где взял такие?

Фионе казалось, что она уже где-то видела похожую обувь, но никак не могла вспомнить где.

— Так ведь это ваши. Я нашел их в большой коробке в степном шкафу. Вы никогда их не носите. Вот я и подумал: почему бы не одолжить их на сегодня. Не возражаете?

Джамал спросил это с таким невинным видом, что Фиона рассмеялась.

— То-то я смотрю, твоя обувь показалась мне знакомой. Впрочем, кажется, эти сандалии были мне великоваты. Если хочешь, можешь оставить их себе. Тебе они идут больше.

Это были рекламные образцы известной фирмы, изготовленные год назад специально для фотосессии «Шика».

— Спасибо, — лучезарно улыбнулся Джамал, пробуя салатную заправку.

Фиона поторопилась наверх.

Через полчаса она снова спустилась в кухню. Теперь на Фионе были белые шелковые брюки, тоненькая золотистая блузка, огромные серьги с бриллиантами, золотые босоножки на высоких каблуках. А волосы Фиона заплела в косу.

Пакистанец уже

начал раскладывать салфетки и расставлять посуду на столе в саду. Кругом были цветы и свечи. Фиона велела также бросить на пол веранды мягкий плед на случай, если кто-нибудь из гостей захочет усесться прямо на полу. Едва Фиона успела включить музыку, появились и первые гости. В кутерьме последних дней она успела забыть, кого пригласила на эту вечеринку. Пришлось подняться наверх и свериться с записями. Как всегда — обычный список необычных гостей: художники, писатели, фотографы, модели, адвокаты, врачи, музыканты, приехавшие из Праги. Парочка бразильцев, с которыми Фиона познакомилась совсем недавно. Двое итальянцев, приятельница одного из них, говорящая по-французски. Причем музыканты из Праги обнаружили, что эта женщина говорит и по-чешски. Оказывается, ее отец был французом, а мать — чешкой. Редкое, однако, сочетание. Разглядывая своих гостей, Фиона вдруг наткнулась взглядом на Джона Андерсона, рассеянно бродившего среди этой пестрой толпы в безукоризненно отглаженных джинсах и белой крахмальной рубашке. Фиона заметила и его дорогие мокасины. Черт побери, в джинсах и рубашке Джон выглядел таким же безнадежно консервативным, как и в костюме. Несмотря на отсутствие воображения, которое он так очевидно продемонстрировал в выборе одежды, Фионе понравилось, как он выглядит. Джон смотрелся мужественно и элегантно, он казался серьезным и собранным. И Фиона вынуждена была признаться себе, что теперь эти качества даже импонируют ей. Это было неожиданное открытие. А когда Джон подошел поздороваться и поцеловал ее в щеку, Фиона решила, что запах его туалетной воды ей, пожалуй, тоже нравится. Или дело не только в запахе?

Джон, в свою очередь, оценил ее духи. Впрочем, это был не вопрос выбора: Фиона душилась последние двадцать лет одним и тем же ароматом, специально изготовленным для нее в Париже. Эти духи были чем-то вроде подписи или визитной карточки Фионы Монаган. Все, кто знал Фиону, могли отличить этот запах в любой толпе, а те, кто не был в курсе дела, всегда делали ей комплименты по поводу умения выбирать духи. Аромат был теплым и в то же время достаточно свежим, с почти неуловимой пряной нотой. Фионе нравилось, что духи не имеют названия. Любимый аромат принадлежал ей и только ей. Эдриен как-то назвал этот запах «Фиона — номер один», за что польщенная Фиона помогла ему выбрать и заказать собственный запах туалетной воды у тех же парфюмеров.

Эдриен тоже был среди гостей. Он пристально наблюдал за тем, как Фиона здоровается с Джоном Андерсоном и представляет его другим гостям. На Эдриене были сегодня белые джинсы, футболка и красные сандалии из крокодиловой кожи, изготовленные специально для него известным дизайнером обуви. Когда дошла очередь до Эдриена, Фиона с удовольствием представила его, назвав самым стоящим редактором «Шика».

— Все время мне льстит, вместо того чтобы поднять зарплату, — поддразнил Фиону Эдриен, и она поняла по выражению его лица: он готов взять Джона Андерсона под крылышко. Как и Фионе, ему импонировал стиль Джона — строгое, несколько консервативное обаяние плюс уверенность в себе. К тому же от Эдриена не укрылось, как смотрела на этого человека Фиона. Она стояла рядом с Джоном Андерсоном, а толпа гостей словно клубилась вокруг них.

— Довольно пестрая коллекция, — тихо произнес Джон, когда никого не было рядом: Эдриен как раз покинул их и подошел к одному из чешских музыкантов.

— Да, — согласилась Фиона. — Чуть более пестрая, чем обычно. Но мне так нравится. Более серьезные обеды я устраиваю зимой. А лето — отличный повод для сумасбродства.

Джон кивнул, соглашаясь, хотя сам думал о том, что ему никогда еще не приходилось бывать на подобных сборищах. Дом Фионы оказался таким красивым, теплым и гостеприимным! Казалось, что в каждом углу спрятано маленькое сокровище — кругом стояли забавные, но изысканные безделушки, которые Фиона привозила из многочисленных путешествий.