Вторая симфония для олигарха
Шрифт:
Едва двери за другом закрылись, я принялась остервенело вытряхивать нотную тетрадь и не успокоилась, пока на пол не выпал маленький листок. На одной из сторон не очень аккуратным почерком был нацарапан адрес, расположенный очень-очень далеко. Я знала, что брат Тимура не может не сжалиться надо мной!..
– Ветик! – высунулся папа из кухни, не сразу заметив, как я стараюсь зажать рот рукой, дабы не разрыдаться. – У нас сегодня макароны по-флотски! Помнишь, как ты любила их в детстве? Мама приготовила их в тот день, когда ты
Глава 48
Пов. Тимур
– Как твоя рука? – это был первый вопрос, который я решил задать во время нашего долгожданного телефонного звонка.
Я, конечно, знал, что буду волноваться, держа в руке старенькую обшарпанную трубку кислотно-желтого цвета, но не думал, что даже голос будет дрожать…
Не надо было звонить ей… Зря я поддался на уговоры, пусть Вета в каждом письме неустанно упрашивала об этом. Кажется, я больше не был в состоянии отказывать ей хоть в чем-то.
– Все хорошо! – так же взволнованно ответила девушка. – Почему вы так долго не звонили?! Я не знала, что и думать...
Я усмехнулся, понимая, что не только мне потребовалось собрать все свои силы для этого короткого телефонного разговора. Виолета не очень хорошо умела притворяться – даже сквозь нарочито весёлый голос я мог видеть ее слезы.
– Ну, я ведь в колонии, тут... проблемы со связью, – придумал я оправдание, шумно сглатывая вставший в горле ком.
– Если вы хотели расстаться со мной так, то куда действеннее было бы просто сказать мне все как есть. Я вам больше не нравлюсь?
– Дурочка, я ведь ради тебя стараюсь.
– Что это значит?
– Я теперь заключенный. Человек с судимостью, – я бы хотел, чтобы мои слова звучали мягко, без тени сожаления и мольбы о том, чтобы меня не бросали несмотря ни на что.
Никто не хочет, чтобы любимый человек вдруг отказался от тебя, даже если на то есть причина. А у Виолетты была сотня таких причин. И все же она выпросила у Кирилла мой адрес и вынудила меня попросить у надзирателя звонок.
Как я мог не терзаться призрачной верой в то, что все еще нужен ей?
– Если бы вы позвонили мне раньше, я бы сказала, что готова ждать столько, сколько потребуется! – уверенно заявила девушка.
Я молчал, даже несмотря на то, что нам бы не позволили говорить слишком долго. Надзиратель все это время неустанно следил, ловля каждое слово.
– Вета, через пять лет мне будет сорок… А ты войдёшь в самую счастливую пору своей жизни.
Она еще слишком мала. В ней говорит столько чувств – благодарность, привязанность, страсть. Но как только проснется здравый смысл – она очень пожалеет, нет никаких сомнений в этом.
– Мне не важно! Мне все это не важно! Вы не посмеете просто вот так взять – и оттолкнуть меня! Я столько
– Ну, не плачь. Не переношу, когда ты плачешь.
Хорошо, для начала пусть она успокоится и получит то, чего так сильно хочет. Хотя бы на первое время, хотя бы на словах, а потом, как привыкнет, уже не будет так яро отвергать мысль о нашем расставании.
Она все еще такой ребёнок... А молодые люди быстро меняют круг своих интересов.
Я и так уже достаточно испортил ей жизнь. Более того, по моей вине эта хрупкая жизнь чуть было не оборвалась в ту ночь. Как я имел бы права требовать большее? Даже если отчаянно этого хотел.
«Ты ведь знаешь, что я не смогу жениться на тебе? – сказал я ей в своем первом ответном письме к ней из колонии. –Стелла тоже отбывает срок, но мы все еще не в разводе. И я не знаю, получится ли это сделать из-за не поделённого имущества»
«Не говорите мне о ней! Я хочу читать только о том, что касается вас,только вас. Расскажите, как вы живёте? Не обижают ли вас в том месте? Чем занимаетесь в свободное время, если такое у вас вообще есть?»
Её письма всегда были слишком милыми...
Эти листочки, исписанные аккуратным кругленьким почерком, были похожи на нотную грамоту. Они стали моим самым большим сокровищем. Будучи очень богатым человеком в прошлом, я не уверен, что хоть чем-нибудь дорожил с таким рвением, как этими бумажными посланиями.
Иногда у меня получалось выпросить пару минут телефонного разговора у надзирателя, и плевать, что после приходилось быть личным рабом у него. На севере любая бытовая деятельность давалась не из лёгких. Но, черт, это того стоило.
Её голос заменял любые, самые мощные антидепрессанты. Я сам не заметил, как жил от письма к письму, от звонка к звонку.
Виолетта все чаще стала спрашивать о том, чтобы приехать сюда в гости. Посещения родных и близких не возбранялись, вот только... ей ведь здесь совсем не место.
В таком темпе прошёл год. Только тогда я понял, как же сильно поддерживает мысль о том, что она все ещё ждёт меня. Я не мог игнорировать это чувство.
«Надзиратель сказал, что за хорошее поведение меня могут выпустить досрочно. Вместо пяти лет я могу отсидеть всего три года. Как считаешь, сможешь потерпеть ещё чуть-чуть?»
«Вы все ещё спрашиваете об этом, пусть между нами уже давно все было решено. Вам так нравится читать о том, что я умру без вас, я права?»