Вторая сущность (Повести)
Шрифт:
— Но вот же объяснение, написанное с ваших слов… Или я ослышался?
— Пальто вынес, а хищения не совершал.
Этот оперуполномоченный, надо сказать, слова бросал веские, но голосом нервы не взвинчивал. Спокойно говорил, не теряя ни внимательного взгляда, ни чистоты лба. А галстук у него с блеском, будто вшита в него металлическая стружка.
— Придется пригласить аса уголовного сыска, — вдруг улыбнулся сотрудник, и, по-моему, не к месту.
Он снял трубку телефона и как бы обронил пару слов:
— Леденцов, зайди.
Я
— Леденцов, вот гражданин утверждает, что кожаное пальто вынес, а не украл. Возможно такое?
— Нужно обдумать с точки зрения элементов состава преступления, товарищ капитан, — звонко, по-пацански, выдал ас.
— Обдумай, — согласился капитан.
Этот Леденцов — тоже, между прочим, одетый форсисто — повернулся ко мне и заговорил, будто он лектор, а я народная масса:
— Состав преступления состоит из четырех необходимых элементов: объекта, субъекта, объективной стороны и субъективной стороны.
— Может быть, — не стал я спорить.
— Лейтенант учится на юридическом факультете, — уважительно сказал капитан Петельников.
После чего рыжий ас заговорил уже только со мной, как с отсталым учеником. Теперь мое такое дело — слушать, коль проштрафился в воровском смысле.
— Объект налицо, то есть кожаное пальто.
— Тут подлинно, — вздохнул я.
— Субъект налицо, то есть вы.
— Как таковой, — опять подтвердил я.
— Объективная сторона налицо, то есть пальто пытались вынести.
— Пытался.
— Субъективная сторона налицо, то есть умысел, направленный на хищение.
— А вот подобного умысла не было, — обрадовался я наконец-то подоспевшему несовпадению.
— Без умысла, то есть без одного элемента, нет и состава преступления, — сказал ас уже не мне, а своему начальнику.
— Спасибо, Леденцов, за помощь, — вроде бы улыбнулся Петельников.
Рыжий лейтенант ушел — серьезный и как бы надутый от важности. Я смекнул, что это они сыграли спектакль. Только для кого? Или же старший проверял успехи лейтенанта в учебе?
— Выходит, что спрятали пальто в рюкзак бессознательно?
— Зачем из меня дурака-то строить?
И я рассказал все по порядку: про рыбалку, про спальный мешок, про вахтера Шуру и про свое оцепенение в проходной, когда из мешка складское пальто вылезло.
— Первая баечка мне больше понравилась, — тепло улыбнулся оперуполномоченный.
— Не веришь? — перешел я на «ты» для лучшего понимания друг друга.
— Мне доказательства нужны.
— Так ведь в мешке все для рыбалки справлено, напарник непридуманный есть, мешок спальный был, вахтеру Шуре показал, вон я в сапогах болотных…
— Это ваше толкование, Николай Фадеевич. А есть и другое. Как вынести пальто? Прийти с рюкзаком, показать его содержимое
— Ага, — согласился я.
— Но преступник, Николай Фадеевич, никогда не может предусмотреть всего, потому что жизнь весьма разнообразна.
— Чего же я не предусмотрел?
— Того, что Сергеева, то есть вахтер Шура, отпросится с дежурства. А новая вахтерша, естественно, попросила развязать рюкзак.
И крыть нечем. Вспотел я вдруг без чаю — этак, пожалуй, в узилище попадешь ни за што ни про што. Бывшее за меня против обернулось.
Как понимать такую закавыку? Закон умный — вон, каждое действие преступника на четыре части разлагает. Оперуполномоченный умный — глядит на меня, того и гляди, вслед за этим взглядом сам в душу ко мне влезет. Все вроде бы верно, а честный человек может пострадать. Похоже, закону да уму этого Петельникова чего-то не хватает — прут себе, как пара бульдозеров без водителей.
— Подложили мне пальтишко, — угрюмо сообщил я.
— Кто?
Мне и опять крыть нечем. Уголовный розыск — тут коли обвиняешь, то почву имей. Не про ноготь же болтать?
— Не знаю.
— Но кто мог подложить, кто?
— Один из трех, — сказал я, поскольку это уже подлинно.
— Зачем?
— Видать, кому-то мешаю.
— В чем мешаете?
— И этого не ведаю, мил человек.
Петельников вздохнул, показывая, что тоже не ведает, как со мною быть. Верить мне или не верить. А с другой стороны, он обучен приемам, орудуя каковыми должен суметь заглянуть в мои полушария, не снимая черепушки. Да что там полушария, когда у человека все на лице пишется, как на той бумаге. Для того, кто умеет читать.
— Не от той печки пляшешь, товарищ оперуполномоченный.
— А от какой надо?
— От человека, то есть от меня. А не от совершенного факта. Покопайся в моей биографии — я ведь спички не украл за свою жизнь…
— Покопался, Николай Фадеевич.
— Это когда ж?
— Лейтенант принес мне полную вашу биографию.
И верно, какой-то листок он на стол положил. А я думал, что лейтенант меня обучал уголовному закону. Ребята вкалывают, как механизмы. Один, старший, со мной беседует, а другие изучают мою жизнь, как таковую.
— Да плюс эта… интуиция, — добавил я.
— Интуицию к протоколу не подошьешь.
— А все-таки она должна вперед мысли бежать.
— Интуиция… Я вчера что-то вроде притона накрыл. Пять лбов не работают, а промышляют всяким разным. Молчат, ни в чем не признаются. Три мужика и две женщины. Одна лет девятнадцати, маленькая, худенькая, пугливая… Думаю, затянули ее сюда. Отпустил. И только отпустил, как остальные заговорили и все рассказали. Атаманшу отпустил. Вот и вся интуиция.
— Да, у тебя работа трепещущая. Бандиты, мазурики, охламоны… И небось постреливают?