Вторая жена
Шрифт:
— Расскажи все Лерою, — велел он, порылся в кармане, выудил оттуда бумагу, какое-то зелье и начал сворачивать огромную самокрутку.
— Венеция говорила тебе, что я бросила мужа и ушла к другому? Теперь я в разводе и снова живу в Лондоне.
Лерой шутливо возвел глаза к небу.
— Знаю, старушка. У Венеции от меня секретов нет.
— А теперь я обнаружила, что Венеция этого не одобряет, — сказала Саманта.
— Знаю и это. — Лерой тяжело вздохнул. — Что это с вами, ребята? Велика важность! Неделю один, потом другой. Какая, собственно, разница?
— В том-то и дело, Лерой. — Саманта громко высморкалась и вытерла глаза. — Есть разница. Наверно, потому, что нам не хватает твоей беспечности. И потому, что на самом деле мы вовсе не нравимся друг другу.
Лерой раскурил самокрутку, выдохнул дым и помахал ею перед носом Саманты.
— Держи-ка.
— Нет, — сказала Саманта, тут же пожалев о своей откровенности и становясь чопорной. — Я не курю травку.
— Ну не будь такой занудой! — Лерой засмеялся, а потом вредно хихикнул. — Старушка, можешь не задирать передо мной нос. Я прекрасно помню, что в свою бытность моделью ты курила травку, чтобы сохранить стройность. — Он снова помахал самокруткой. — Ну, давай. После этого все видится в другом свете.
— Это запрещено, — сказала Саманта. Лерой выпустил колечко дыма.
— Всем начхать, — серьезно ответил он. — После одного косячка никто не лезет в драку. Это тебе не пиво.
— И все же это запрещено.
— Так и быть, на той неделе брошу, — широко улыбнулся Лерой. — Честное слово. — Он прижал руку к сердцу, снова поднял глаза к небу и сунул Саманте самокрутку.
— О черт! — сказала Саманта и приняла ее.
— Садани, старушка, — велел Лерой. — Садани.
Саманта затянулась раз, другой, третий и отдала тлеющий окурок Лерою. Затем расслабилась, улыбнулась, ссутулилась и вытянула ноги. Яркая шапочка Лероя озаряла всю улицу.
— Ты прав, Лерой, — медленно сказала она. — О чем мне волноваться? Все о'кей. — Она захихикала и поднялась. — Я люблю всех, и все любят меня. Я еду домой.
Лерой блаженно улыбнулся ей вслед.
— Видишь, на что способен один маленький косячок? Превратить мир во вполне приличное место.
Саманта неуверенно направилась в сторону стоянки такси, но затем остановилась и обернулась.
— Лерой, сделай одолжение. Дай Венеции пару раз затянуться. Может быть, это заставит ее смягчиться.
Лерой в ужасе замотал головой.
— Нет, старушка! Я знаю леди Англию. Старуха взбесится. Стоит показать ей это, — он взмахнул самокруткой, — как она проломит мне башку битой для крикета, которая стоит у нее в прихожей!
Всю обратную дорогу Саманта лучезарно улыбалась таксисту. Наконец бедняга испугался, опустил разделявшее их стекло и, как делают все лондонцы, если кто-то пытается заглянуть им в глаза, уставился прямо перед собой. Но Саманта, окутанная собственным маленьким облаком, ничего не замечала. В конце концов она добралась до Сент-Джонс-Вуда еще под кайфом и отдала детям все деньги, которые были у нее в кошельке.
— Ступайте, — сказала она. — Развлекитесь.
— А куда нам можно пойти? — подозрительно спросил Филип.
— Нет, я сама. Можете идти куда угодно. Куда вам нравится. — Саманта небрежно махнула им рукой.
— Давайте пойдем в хард-рок-кафе! — радостно сказала Хилари, и все трое исчезли со скоростью света, пока Саманта не передумала.
Когда Пирс вернулся из офиса, Саманта порхала по дому в одном прозрачном пеньюаре и сгорала от страсти.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Люблю всех.
— Где дети? — тревожно спросил Пирс. После того как их застали на месте преступления, он тщательно убеждался в их отсутствии.
— Ушли, — сказала Саманта. — Я выпроводила их. Детей не будет несколько часов.
Она заговорила снова лишь тогда, когда устало откинулась на подушку их огромной кровати.
— Я люблю Лероя, — пробормотала она.
И только тут Пирс заподозрил, что Саманта что-то приняла.
Конечно, Венеция узнала о травке в тот же вечер, когда Лерой по дороге из пивной, как обычно, зашел проведать старуху. Он делал это всегда, независимо от погоды, пьяный или трезвый. Сочетание травки и пива сделало Лероя более словоохотливым, чем обычно, и он все выболтал, сам не заметив как. Пока он с хихиканьем излагал эту сагу, Венеция сидела с каменным лицом. На следующее утро она позвонила сонной внучке по телефону. Беседа на повышенных тонах закончилась ссорой, после которой они с Самантой не разговаривали почти месяц.
ГЛАВА 7
Когда Саманта наконец начала понимать, что жизнь редко выполняет свои обещания, Фелисити пришла к той же мысли. К тому времени она прожила в Черри-Триз уже два месяца. Полных два месяца, за которые испытала все: от райского блаженства до желания убежать куда глаза глядят. Однако она напоминала себе, что жизнь вообще и супружеская жизнь в частности продолжается даже тогда, когда кажется, что все идет вкривь и вкось. Поэтому она старалась не обращать внимания ни на выходки Аннабел, ни на сводившие ее с ума неудобства жизни в Черри-Триз. Но иногда (хотя она боялась признаться в этом даже самой себе) ее сводил с ума и Тони.
С тех пор как они были любовниками, все изменилось. Тогда они не знали, что такое быт. В этом не было нужды. Каждое мгновение, которое они проводили вдвоем, принадлежало им, и никому другому. Фелисити никогда не приходило в голову, что быт вообще имеет для Тони какое-то значение: для этого он был слишком пылким любовником. Но теперь, когда они стали мужем и женой, все пошло иначе. К неудовольствию Фелисити, оказалось, что завтрак для Тони — это время, которое он называл маленькими штуднями. Теперь они не засиживались за тостами и джемом. О да, Тони ел, но одновременно читал, поднимая голову только для того, чтобы поцеловать Фелисити перед уходом на работу. Он читал «Британский медицинский журнал», «Ланцет», «Пульс», «Правительственный вестник», «Вычислительную технику для врачей-практиков», «Мировую медицину», и рядом с его тарелкой всегда лежала гора журналов.